— Однажды солнечным весенним утром, почти таким же, как это, Смерть вдруг поняла, что её коса затупилась…
Принцесса хихикнула и сощурилась.
— Ничего смешного! Она очень расстроилась. — В его голосе чувствовалось живейшее сочувствие к беде, неожиданно постигшей героиню рассказа. — Помимо этого коса ещё и зазубрилась. Да так, что не могла срезать даже самой тонкой травинки. Что и говорить человеческой жизни? В этом нет ничего удивительного, ведь как все женщины Смерть частенько витала в облаках, и забывала точить своё орудие, а во время самых жарких сражений пользовалась им столь неаккуратно, что такой исход легко было предсказать. Она в последний раз замахнулась на увядающий василёк, и представьте себе, Ваше Высочество, коса, едва коснувшись его стебелька, разлетелась на осколки. Смерть чуть было не разрыдалась от огорчения! Но вовремя опомнилась, и присев на большой серый камень, накрепко вросший в землю ещё до того, как она пришла в этот мир, принялась думать…
— Она избрала более надёжное оружие? — улыбаясь, спросила Принцесса.
Он покачал головой.
— Не сомневаюсь, что так поступили бы вы, но Смерть придумала другой выход. Вы знаете, что все оружейники и кузнецы перед тем, как отдать заказчику изготовленное оружие, на некоторое время остаются наедине со своими клинками и стрелами. В это время они вступают с оружием в нерушимую сделку — сталь по этому договору может крушить всякого, кроме того, чьё искусство создало лезвие клинка или наконечник стрелы. Так вот, Смерть немного подумала, собрала с земли все осколки своей косы, завязала их в узелок, и, превратившись в очаровательную девушку, отправилась к кузнецу.
А в это время по всей земле творилось что-то невообразимое — ведь ничто не могло умереть, не будучи скошенным её косой. Долго искала Смерть мастера столь искусного, чтобы он смог выковать для неё точь-в-точь такую же косу, как и раньше, и перед каждым кузнецом складывала осколки в целое, но один не мог добиться такого качества закалки, другой — лёгкости металла, третий — совершенства формы.
Наконец, в маленькой забытой деревушке на самом краю света она, уже совсем отчаявшись, нашла кузницу, в которой вдали от всех работал мастер из мастеров. Его стрелы всегда попадали в цель, а стоило только занести меч, сработанный его руками, как соперник падал мёртвым, но этот человек был добр сердцем, и терпеть не мог, когда оружие сделанное им причиняло кому-то боль, поэтому уже много лет он не ковал ничего острее ножа, которым режут хлеб.
— Ну и отвратительный же у Смерти характер, что она заставила столь невинное существо изготовить такое страшное оружие. — Хмыкнула Принцесса.
— Но выбора-то у неё не было… И вот, ранним утром она пришла в его кузницу, и как всегда собрала на наковальне осколки своей косы в единое целое. Кузнец удивился, зачем столь хрупкой и милой девушке такая страшная огромная коса, но она уговаривала его самыми ласковыми словами, а её сладостный голос так тронул его сердце, что мастер согласился.
Они сошлись на том, что Смерть вернётся через два дня и заберёт готовое изделие. Совершенно случайно она забыла в кузнице малюсенькое колечко, которое соскользнуло с её тонкого пальца, пока они составляли договор. Когда мастер через мгновение выглянул, чтобы окликнуть девушку, её уже нигде не было. Конечно, он испугался, но выполнил заказ, да так здорово, что новая коса вышла даже лучше прежней.
В условленный день он ждал её с самого утра до позднего вечера, и уже улёгся спать, как она постучала в дверь его дома. Не успев зажечь огня, кузнец вскочил с постели и отпер засов. Прелестная девушка улыбнулась ему, и вошла в дом. Только спустя несколько минут мастер понял, что хотя внутри не горело ни одной даже самой чахлой свечки, с её приходом стало светло, как днём. Они уговорились о щедрой оплате, и Смерть поставила на стол ларец, полный золота и драгоценных камней, а кузнец отправился за выполненным заказом. Он и сам не понял, зачем и почему, но перед тем как завернуть готовую косу в рогожу, наклонился над ней, и тихо шепнул: «Не тронь меня», — и лезвие ярко сверкнуло в ответ.
Взяв сверток, Смерть загадочно улыбнулась мастеру и вышла за дверь, а дом погрузился в непроницаемую тьму. Говорят, с тех пор он уехал ещё дальше от людей и очень мучается тем, что никак не может умереть. По крайней мере, пока коса у Смерти снова не затупится и она не сделает новую. Я не очень утомил вас рассказом?
Принцесса хихикнула и сощурилась.
— Ничего смешного! Она очень расстроилась. — В его голосе чувствовалось живейшее сочувствие к беде, неожиданно постигшей героиню рассказа. — Помимо этого коса ещё и зазубрилась. Да так, что не могла срезать даже самой тонкой травинки. Что и говорить человеческой жизни? В этом нет ничего удивительного, ведь как все женщины Смерть частенько витала в облаках, и забывала точить своё орудие, а во время самых жарких сражений пользовалась им столь неаккуратно, что такой исход легко было предсказать. Она в последний раз замахнулась на увядающий василёк, и представьте себе, Ваше Высочество, коса, едва коснувшись его стебелька, разлетелась на осколки. Смерть чуть было не разрыдалась от огорчения! Но вовремя опомнилась, и присев на большой серый камень, накрепко вросший в землю ещё до того, как она пришла в этот мир, принялась думать…
— Она избрала более надёжное оружие? — улыбаясь, спросила Принцесса.
Он покачал головой.
— Не сомневаюсь, что так поступили бы вы, но Смерть придумала другой выход. Вы знаете, что все оружейники и кузнецы перед тем, как отдать заказчику изготовленное оружие, на некоторое время остаются наедине со своими клинками и стрелами. В это время они вступают с оружием в нерушимую сделку — сталь по этому договору может крушить всякого, кроме того, чьё искусство создало лезвие клинка или наконечник стрелы. Так вот, Смерть немного подумала, собрала с земли все осколки своей косы, завязала их в узелок, и, превратившись в очаровательную девушку, отправилась к кузнецу.
А в это время по всей земле творилось что-то невообразимое — ведь ничто не могло умереть, не будучи скошенным её косой. Долго искала Смерть мастера столь искусного, чтобы он смог выковать для неё точь-в-точь такую же косу, как и раньше, и перед каждым кузнецом складывала осколки в целое, но один не мог добиться такого качества закалки, другой — лёгкости металла, третий — совершенства формы.
Наконец, в маленькой забытой деревушке на самом краю света она, уже совсем отчаявшись, нашла кузницу, в которой вдали от всех работал мастер из мастеров. Его стрелы всегда попадали в цель, а стоило только занести меч, сработанный его руками, как соперник падал мёртвым, но этот человек был добр сердцем, и терпеть не мог, когда оружие сделанное им причиняло кому-то боль, поэтому уже много лет он не ковал ничего острее ножа, которым режут хлеб.
— Ну и отвратительный же у Смерти характер, что она заставила столь невинное существо изготовить такое страшное оружие. — Хмыкнула Принцесса.
— Но выбора-то у неё не было… И вот, ранним утром она пришла в его кузницу, и как всегда собрала на наковальне осколки своей косы в единое целое. Кузнец удивился, зачем столь хрупкой и милой девушке такая страшная огромная коса, но она уговаривала его самыми ласковыми словами, а её сладостный голос так тронул его сердце, что мастер согласился.
Они сошлись на том, что Смерть вернётся через два дня и заберёт готовое изделие. Совершенно случайно она забыла в кузнице малюсенькое колечко, которое соскользнуло с её тонкого пальца, пока они составляли договор. Когда мастер через мгновение выглянул, чтобы окликнуть девушку, её уже нигде не было. Конечно, он испугался, но выполнил заказ, да так здорово, что новая коса вышла даже лучше прежней.
В условленный день он ждал её с самого утра до позднего вечера, и уже улёгся спать, как она постучала в дверь его дома. Не успев зажечь огня, кузнец вскочил с постели и отпер засов. Прелестная девушка улыбнулась ему, и вошла в дом. Только спустя несколько минут мастер понял, что хотя внутри не горело ни одной даже самой чахлой свечки, с её приходом стало светло, как днём. Они уговорились о щедрой оплате, и Смерть поставила на стол ларец, полный золота и драгоценных камней, а кузнец отправился за выполненным заказом. Он и сам не понял, зачем и почему, но перед тем как завернуть готовую косу в рогожу, наклонился над ней, и тихо шепнул: «Не тронь меня», — и лезвие ярко сверкнуло в ответ.
Взяв сверток, Смерть загадочно улыбнулась мастеру и вышла за дверь, а дом погрузился в непроницаемую тьму. Говорят, с тех пор он уехал ещё дальше от людей и очень мучается тем, что никак не может умереть. По крайней мере, пока коса у Смерти снова не затупится и она не сделает новую. Я не очень утомил вас рассказом?
Выхожу из метро, вся такая нахмуренная, задумчивая, сурьезная... Взгляд падает на старичка справа.
В руках у него клочок помятой бумажки. На ней простым карандашом накидан его портрет. А дедуля идет, все не может глаз оторвать от рисунка и по-советски искренне удивляется и улыбается.
где: Москва, м. Выхино
В руках у него клочок помятой бумажки. На ней простым карандашом накидан его портрет. А дедуля идет, все не может глаз оторвать от рисунка и по-советски искренне удивляется и улыбается.
где: Москва, м. Выхино
воскресенье, 03 мая 2009
вперед по прямой,
кто-то до конца,
а кто-то лишь сосед в метро
и выйдет на следующей станции
и этого хватит обоим
и
даже не будет больно
от такого финала истории -
просто пчела собирала пыльцу
а цветок не знал других способов,
вот и вся любовь - пыль-суть
в голосах ненужно воссозданных
социумом.
-сон синусом в мозга омут
а если бы по другому?
но мысли тонут в агонии
качки вагона.
мы все восполнимы,
мы вовсе не механизмы,
мы лишь жетоны,
мы лишь знакомые,
мы лишь иллюзия
с пульсом слабым,
незаконная копия,
как свет без лампы,
наст лет для нас был
шоу,
потехой-
тебе еще две ехать,
а затем пересадка,
сначала досадно и не хочется верить,
а потом еще какое-то время будет видно
через мутное вагонное стекло,
как съедается станцией забытый уже
силуэт без остатка,
и становится
даже не холодно,
а просто темно.
и стоит ли пытаться пробить стены
костями,
кости ведь хрупче,
кости ведь легче сломать
и стоит ли свеч игра,
если каждый знает -
в конце тоннеля призом финальным
станет бездонная пустота?
стоит ли пугать остальных
мнительных -
ВСЕ ВСЕ ВСЕ ВСЕ
ВСЕ МЫ СМЕРТЕЛЬНО БОЛЬНЫ
вот она наша действительность,
вот наша двойственность
вот наше общество
счастья,
-на час-
но стоит только глаза раскрыть,
как ненужное осядет дымом
на дне бутылки
-уменьшаясь при этом в разы,
становясь практически невесомым-,
в этом всем мы - молим всевышнего
чтоб одарил,а сами орем от одури с разбега прыгая
в холодный бассейн железа,
забыты мечты, сны, надежды, улыбки,
и ненужное что-то упорно в череп к нам лезет,
застревая там комом липким
но теперь поздно хвататься за голову
и рвать у соседа газету,
-глаз нету
зачем теперь?-
все мы приедем в итоге
туда, где нас любят и ждут наверное,
я чувствую это шеей и венами -
а пока - мы на вертеле,
потерпи век теперь,
ожидая свой черед трон трогать
никто из нас не умрет богом,
лишь его оболочкой,
-это страшно?
не очень,
похоже на осень-
просто мы ляжем спать
и не проснемся вовсе,
подарив солнцу по его просьбе
то, что нам было свойственно.
кто-то до конца,
а кто-то лишь сосед в метро
и выйдет на следующей станции
и этого хватит обоим
и
даже не будет больно
от такого финала истории -
просто пчела собирала пыльцу
а цветок не знал других способов,
вот и вся любовь - пыль-суть
в голосах ненужно воссозданных
социумом.
-сон синусом в мозга омут
а если бы по другому?
но мысли тонут в агонии
качки вагона.
мы все восполнимы,
мы вовсе не механизмы,
мы лишь жетоны,
мы лишь знакомые,
мы лишь иллюзия
с пульсом слабым,
незаконная копия,
как свет без лампы,
наст лет для нас был
шоу,
потехой-
тебе еще две ехать,
а затем пересадка,
сначала досадно и не хочется верить,
а потом еще какое-то время будет видно
через мутное вагонное стекло,
как съедается станцией забытый уже
силуэт без остатка,
и становится
даже не холодно,
а просто темно.
и стоит ли пытаться пробить стены
костями,
кости ведь хрупче,
кости ведь легче сломать
и стоит ли свеч игра,
если каждый знает -
в конце тоннеля призом финальным
станет бездонная пустота?
стоит ли пугать остальных
мнительных -
ВСЕ ВСЕ ВСЕ ВСЕ
ВСЕ МЫ СМЕРТЕЛЬНО БОЛЬНЫ
вот она наша действительность,
вот наша двойственность
вот наше общество
счастья,
-на час-
но стоит только глаза раскрыть,
как ненужное осядет дымом
на дне бутылки
-уменьшаясь при этом в разы,
становясь практически невесомым-,
в этом всем мы - молим всевышнего
чтоб одарил,а сами орем от одури с разбега прыгая
в холодный бассейн железа,
забыты мечты, сны, надежды, улыбки,
и ненужное что-то упорно в череп к нам лезет,
застревая там комом липким
но теперь поздно хвататься за голову
и рвать у соседа газету,
-глаз нету
зачем теперь?-
все мы приедем в итоге
туда, где нас любят и ждут наверное,
я чувствую это шеей и венами -
а пока - мы на вертеле,
потерпи век теперь,
ожидая свой черед трон трогать
никто из нас не умрет богом,
лишь его оболочкой,
-это страшно?
не очень,
похоже на осень-
просто мы ляжем спать
и не проснемся вовсе,
подарив солнцу по его просьбе
то, что нам было свойственно.
- Что ты рисуешь? – спрашиваю, глядя, как ты выводишь причудливые узоры на запотевшем стекле.
- Бесконечность, - просто отвечаешь ты.
- Правда? – вглядываюсь в рисунки в поисках таинственности, которую обычно влекла за собой бесконечность. Но на стекле были только замысловатые узоры, ничего таинственного.
- Смотри, - начинаешь объяснять ты, закончив рисунки. – Это, - показываешь на несколько кривых линий, - огонь.
- Огонь? – усмехаюсь я. – Холодный огонь получается…
- Это, - продолжаешь, - два человека.
- Они любят друг друга? – спрашиваю я.
- Нет. Они пустые. Они друг другу безразличны, - пожимаешь плечами и рассеянно улыбаешься. Люблю твою улыбку…
- Это – лед, а это – снова огонь и снова люди.
- И почему же это – бесконечность? – усмехаюсь. – Потому что замкнутый круг?
- Вроде того. Люди существуют параллельно друг другу. Но однажды в них зажигается огонь. Потом они остывают и снова становятся пустыми людьми.
- То есть, мы пустые, пока ничего не чувствуем? – возмущаюсь я.
- Что-то вроде того, - безразлично повторяешь ты.
Теплые губы ласково касаются нежной шеи.
Но они холодные.
Руки стягивают одежду и все сильнее прижимают к мускулистому телу.
Но оно холодное.
Отстраняюсь и смотрю в его глаза.
В них только желание.
Забываю, что он не тот…
…и что он пустой.
- То есть как? Почему ты так думаешь? – раздражаюсь все сильней.
- Потому что ты пуста, - ты поворачиваешься ко мне и целуешь в губы.
Мой первый поцелуй…
Я отталкиваю тебя.
- Ты пуста, - повторяешь ты и уходишь.
А рисунки бесконечности скоро растекаются по стеклу бездушными каплями…
- Скажи… - отстраняюсь ещё раз, но не смотрю в пустые глаза.
- Что такое? – он заново притягивает меня к себе.
- Я пустая? – вопрос звучит тихо и невнятно.
- Что? – так же невнятно переспрашивает он, пытаясь поцеловать.
- Я пустая? – более четко повторяю я.
- Нет, что ты… я никогда так не думал, - бормочет он. – Ты никогда не бываешь пустой. Ты просто немного холодная…
И я понимаю, что настает время уйти. Потому что огонь уже погас.
Оборванные шторы, продавленный диван с торчащими наружу пружинами. Рисунки на грязных стенах.
Люди – огонь – лед - люди.
Стою у окна и вожу пальцем по стеклу.
Ты молча наблюдаешь за новыми линиями, прекрасно понимая, что они означают. Но все же спрашиваешь:
- Что ты рисуешь?
Поворачиваюсь к тебе и робко улыбаюсь.
- Я рисую бесконечность…
- Бесконечность, - просто отвечаешь ты.
- Правда? – вглядываюсь в рисунки в поисках таинственности, которую обычно влекла за собой бесконечность. Но на стекле были только замысловатые узоры, ничего таинственного.
- Смотри, - начинаешь объяснять ты, закончив рисунки. – Это, - показываешь на несколько кривых линий, - огонь.
- Огонь? – усмехаюсь я. – Холодный огонь получается…
- Это, - продолжаешь, - два человека.
- Они любят друг друга? – спрашиваю я.
- Нет. Они пустые. Они друг другу безразличны, - пожимаешь плечами и рассеянно улыбаешься. Люблю твою улыбку…
- Это – лед, а это – снова огонь и снова люди.
- И почему же это – бесконечность? – усмехаюсь. – Потому что замкнутый круг?
- Вроде того. Люди существуют параллельно друг другу. Но однажды в них зажигается огонь. Потом они остывают и снова становятся пустыми людьми.
- То есть, мы пустые, пока ничего не чувствуем? – возмущаюсь я.
- Что-то вроде того, - безразлично повторяешь ты.
Теплые губы ласково касаются нежной шеи.
Но они холодные.
Руки стягивают одежду и все сильнее прижимают к мускулистому телу.
Но оно холодное.
Отстраняюсь и смотрю в его глаза.
В них только желание.
Забываю, что он не тот…
…и что он пустой.
- То есть как? Почему ты так думаешь? – раздражаюсь все сильней.
- Потому что ты пуста, - ты поворачиваешься ко мне и целуешь в губы.
Мой первый поцелуй…
Я отталкиваю тебя.
- Ты пуста, - повторяешь ты и уходишь.
А рисунки бесконечности скоро растекаются по стеклу бездушными каплями…
- Скажи… - отстраняюсь ещё раз, но не смотрю в пустые глаза.
- Что такое? – он заново притягивает меня к себе.
- Я пустая? – вопрос звучит тихо и невнятно.
- Что? – так же невнятно переспрашивает он, пытаясь поцеловать.
- Я пустая? – более четко повторяю я.
- Нет, что ты… я никогда так не думал, - бормочет он. – Ты никогда не бываешь пустой. Ты просто немного холодная…
И я понимаю, что настает время уйти. Потому что огонь уже погас.
Оборванные шторы, продавленный диван с торчащими наружу пружинами. Рисунки на грязных стенах.
Люди – огонь – лед - люди.
Стою у окна и вожу пальцем по стеклу.
Ты молча наблюдаешь за новыми линиями, прекрасно понимая, что они означают. Но все же спрашиваешь:
- Что ты рисуешь?
Поворачиваюсь к тебе и робко улыбаюсь.
- Я рисую бесконечность…