слушай, ну может хватит считать виражи,
изучая приемы шулеров и боксеров?
если болит — это значит, пока что жив.
так что молись, дабы боль не пропала скоро.
пока ты взахлеб целуешь своих других,
пытаясь все жестче, пытаясь не стать теплее,
я тебя жду. приходи уже? приходи!
кофе готов, ну а ужин я разогрею.
говорят, не помогут не знахарки, ни врачи.
ну, когда ты отвыкнешь под утро мне снова сниться?
без тебя тут так тихо — хоть бейся ты, хоть кричи.
замыкаю себя, как та змейка в гербе больницы.
по ночам я считаю бабочек и слонят
(что-то около сотни тысяч выходит в сумме).
твои девочки мне иногда по ночам звонят,
я их пытаюсь утешить и образумить.
знаю, любовь до вечности — это миф,
я теперь стала спокойной и молчаливой.
если болит — это значит, пока что жив.
…знаешь, мы, кажется, оба пока что живы.
изучая приемы шулеров и боксеров?
если болит — это значит, пока что жив.
так что молись, дабы боль не пропала скоро.
пока ты взахлеб целуешь своих других,
пытаясь все жестче, пытаясь не стать теплее,
я тебя жду. приходи уже? приходи!
кофе готов, ну а ужин я разогрею.
говорят, не помогут не знахарки, ни врачи.
ну, когда ты отвыкнешь под утро мне снова сниться?
без тебя тут так тихо — хоть бейся ты, хоть кричи.
замыкаю себя, как та змейка в гербе больницы.
по ночам я считаю бабочек и слонят
(что-то около сотни тысяч выходит в сумме).
твои девочки мне иногда по ночам звонят,
я их пытаюсь утешить и образумить.
знаю, любовь до вечности — это миф,
я теперь стала спокойной и молчаливой.
если болит — это значит, пока что жив.
…знаешь, мы, кажется, оба пока что живы.
суббота, 20 июня 2009
Я не поэт — я прозаик. Но иногда и меня пробивает на стихосложение.
Судите как судится.
Серый ветер
Тускло воет.
Кто-то тут
Чего-то стоит.
Кто-то там
О чём-то грезит.
Кто-то в душу
Тихо лезет.
Кто-то спит,
А кто-то бредит,
Кто-то ждёт,
А кто-то верит.
Кто-то – в тьму,
А там болото.
Все мы тут друг-другу
Кто-то.
Судите как судится.
Серый ветер
Тускло воет.
Кто-то тут
Чего-то стоит.
Кто-то там
О чём-то грезит.
Кто-то в душу
Тихо лезет.
Кто-то спит,
А кто-то бредит,
Кто-то ждёт,
А кто-то верит.
Кто-то – в тьму,
А там болото.
Все мы тут друг-другу
Кто-то.
Давным-давно – относительно моего возраста – я написал рассказ и дал нескольким людям прочитать его. Один из них решил поделиться со мной своими впечатлениями и прямо-таки обескуражил меня тем, что разгадал фигуру главного героя совсем по-другому, чем это сделал я. Когда я подрос, мне встретилась фраза «критик это человек, который разъясняет изумленному автору смысл его произведения». Сдается мне, что этих самых смыслов вполне может быть столько же, сколько читающих, а потому вкладываемый Автором смысл вряд ли может рассматриваться как что-то, что читателю нужно понять.
Конечно, читатель вполне может озадачиться разгадыванием смысла, который вкладывал в произведение Автор. Однако во многих случаях сделать это не так-то просто, а порой и попросту невозможно – если, разумеется, Автор после написания произведения не пускался в пошлые рассуждения о том, что его сподвигло на эту работу, что он хотел выразить и о прочих глупостях. И если разгадать авторский смысл не получается, то это вовсе не значит, что Автор написал произведение так скверно, что его замысел невозможно понять, - ведь не существует обязательных для авторов правил написания текстов. Да и потом, как знать, может быть, он попросту ручку расписывал, а не замыслы воплощал?
Я убежден, что прочтение и осмысливание произведения является субъективным. И любая критика, на мой взгляд, также субъективна, потому что выражает мнение данного критика. Вот и все. А если этот критик начинает копаться в биографии Автора, выискивать в ней параллели с рассматриваемым произведением и указывать, что именно в этом тексте явилось воплощением на бумаге событий биографии Автора, то критик этот либо наспех поделился с нами своими впечатлениями, либо является элементарным пошляком, не более.
Как известно, если взять бесконечное число обезьян, усадить их всех за печатные машинки и заставить печатать, то рано или поздно одна из них слово в слово выдаст «Гамлета». Имя Шекспира ввиду различных обстоятельств окружено некоторой тайной; частенько высказывается мнение, что автором приписываемых этому человеку произведений был некто иной – личность, не пожелавшая быть известной в силу своего пола, положения, скромности или иных причин. Давайте представим, что реально существовавший человек по имени Уильям Шекспир не писал ни «Гамлета», ни «Ромео и Джульетту», ни всего прочего. Их писал кто-то другой. Ну и для чистоты эксперимента представим, что писал эти тексты не человек, а обезьяна – самая обычная обезьяна, делавшая это неосмысленно.
Неужели от этого что-то меняется? Неужели имеет значение, что «Гамлета» написал не человек, а примат? Сдается мне, что не меняется ничего. Текст остается текстом, Гамлет остается Гамлетом. Фигура Автора попросту не имеет значения. И не важно, насиловал Достоевский проституток или нет, был Фредди Меркьюри голубым или не был, злоупотреблял Булгаков алкоголем или был трезвенником. Даже если настоящий текст печатает обезьяна, на смысловую нагрузку, воспринимаемую читателем сей факт влиять не должен. Ибо нагрузка эта у каждого будет своя.
Самый однозначный на первый взгляд текст при должном умении и должном старании можно истолковать так, что очевидный его смысл будет представлен ошибочным. Как показывает практика Конституционного Суда РФ, слово «кандидатуры» вполне можно прочитать в единственном числе. Пусть для этого придется совершить «некоторое насилие над семантикой русского языка», но ведь это возможно. И того же самого Гамлета можно представить не в привычном большей части публики облике нерешительного мямлика, а в виде расчетливого и умного интригана, который стремится отобрать у дяди уведенную у него из-под носа корону - об этом см. у Азимова.
Когда критик пишет о своих впечатлениях от созданного другим лицом произведения, он осуществляет такой же по своей природе акт творчества – думаю, нет оснований не согласиться в этом с Оскаром Уайльдом. Получившееся в результате критическое произведение является таким же произведением. Вообще, не имеет значения, что стало основанием для создания произведения – хорошее настроение, боль в желудке, расставание с любимой или чтение другого текста. Это так же неважно, как и смысл, который Автор вкладывал в свое произведение. Он единожды вложил его и будет молодцом, если не станет более об этом распространяться.
Однако умер ли Автор? Даже абстрагируясь от основного смысла глагола «умереть», я бы не стал так говорить. Автор попросту написал произведение, а дальнейшее вряд ли должно интересовать добросовестного и честного исследователя. Думаю, правильным отношением было бы не видеть в Авторе личности, а представлять его в виде пишущей руки, на которой висит соответствующая бирочка – «Артуро Перес-Реверте», «Гомер», «Жан-Мари Гюстав Леклезио». Бирочка это некоторая уступка перед презумпцией неважности фигуры Автора; эта бирочка нужна для того, чтобы читателю в книжном магазине было возможно найти новые для него произведения той руки, которая написала понравившуюся ему книжку.
Таким образом, Автор не умер, однако мы имеем все основания презюмировать порочность осмысления его фигуры и выискивания вкладываемого им в произведение смысла как единственной цели исследования.
У-ук, пойду съем парочку бананов.
Конечно, читатель вполне может озадачиться разгадыванием смысла, который вкладывал в произведение Автор. Однако во многих случаях сделать это не так-то просто, а порой и попросту невозможно – если, разумеется, Автор после написания произведения не пускался в пошлые рассуждения о том, что его сподвигло на эту работу, что он хотел выразить и о прочих глупостях. И если разгадать авторский смысл не получается, то это вовсе не значит, что Автор написал произведение так скверно, что его замысел невозможно понять, - ведь не существует обязательных для авторов правил написания текстов. Да и потом, как знать, может быть, он попросту ручку расписывал, а не замыслы воплощал?
Я убежден, что прочтение и осмысливание произведения является субъективным. И любая критика, на мой взгляд, также субъективна, потому что выражает мнение данного критика. Вот и все. А если этот критик начинает копаться в биографии Автора, выискивать в ней параллели с рассматриваемым произведением и указывать, что именно в этом тексте явилось воплощением на бумаге событий биографии Автора, то критик этот либо наспех поделился с нами своими впечатлениями, либо является элементарным пошляком, не более.
Как известно, если взять бесконечное число обезьян, усадить их всех за печатные машинки и заставить печатать, то рано или поздно одна из них слово в слово выдаст «Гамлета». Имя Шекспира ввиду различных обстоятельств окружено некоторой тайной; частенько высказывается мнение, что автором приписываемых этому человеку произведений был некто иной – личность, не пожелавшая быть известной в силу своего пола, положения, скромности или иных причин. Давайте представим, что реально существовавший человек по имени Уильям Шекспир не писал ни «Гамлета», ни «Ромео и Джульетту», ни всего прочего. Их писал кто-то другой. Ну и для чистоты эксперимента представим, что писал эти тексты не человек, а обезьяна – самая обычная обезьяна, делавшая это неосмысленно.
Неужели от этого что-то меняется? Неужели имеет значение, что «Гамлета» написал не человек, а примат? Сдается мне, что не меняется ничего. Текст остается текстом, Гамлет остается Гамлетом. Фигура Автора попросту не имеет значения. И не важно, насиловал Достоевский проституток или нет, был Фредди Меркьюри голубым или не был, злоупотреблял Булгаков алкоголем или был трезвенником. Даже если настоящий текст печатает обезьяна, на смысловую нагрузку, воспринимаемую читателем сей факт влиять не должен. Ибо нагрузка эта у каждого будет своя.
Самый однозначный на первый взгляд текст при должном умении и должном старании можно истолковать так, что очевидный его смысл будет представлен ошибочным. Как показывает практика Конституционного Суда РФ, слово «кандидатуры» вполне можно прочитать в единственном числе. Пусть для этого придется совершить «некоторое насилие над семантикой русского языка», но ведь это возможно. И того же самого Гамлета можно представить не в привычном большей части публики облике нерешительного мямлика, а в виде расчетливого и умного интригана, который стремится отобрать у дяди уведенную у него из-под носа корону - об этом см. у Азимова.
Когда критик пишет о своих впечатлениях от созданного другим лицом произведения, он осуществляет такой же по своей природе акт творчества – думаю, нет оснований не согласиться в этом с Оскаром Уайльдом. Получившееся в результате критическое произведение является таким же произведением. Вообще, не имеет значения, что стало основанием для создания произведения – хорошее настроение, боль в желудке, расставание с любимой или чтение другого текста. Это так же неважно, как и смысл, который Автор вкладывал в свое произведение. Он единожды вложил его и будет молодцом, если не станет более об этом распространяться.
Однако умер ли Автор? Даже абстрагируясь от основного смысла глагола «умереть», я бы не стал так говорить. Автор попросту написал произведение, а дальнейшее вряд ли должно интересовать добросовестного и честного исследователя. Думаю, правильным отношением было бы не видеть в Авторе личности, а представлять его в виде пишущей руки, на которой висит соответствующая бирочка – «Артуро Перес-Реверте», «Гомер», «Жан-Мари Гюстав Леклезио». Бирочка это некоторая уступка перед презумпцией неважности фигуры Автора; эта бирочка нужна для того, чтобы читателю в книжном магазине было возможно найти новые для него произведения той руки, которая написала понравившуюся ему книжку.
Таким образом, Автор не умер, однако мы имеем все основания презюмировать порочность осмысления его фигуры и выискивания вкладываемого им в произведение смысла как единственной цели исследования.
У-ук, пойду съем парочку бананов.
пятница, 19 июня 2009
четверг, 18 июня 2009
вторник, 16 июня 2009
воскресенье, 14 июня 2009
пятница, 12 июня 2009
Это собор в Юрьеве-Польском. 12 век. Русь уже столкнулась с татарами, но в глуши Владимирщины пока тихо. И возводится храм. Последний памятник белокаменной резьбы.
Южная его стена - сугубо христианская, а вот северная... она покрыта, скажем так, народными мотивами. И там есть даже древнерусские кентавры! Причем "зоологическая принадлежность" у них другая: это не коне-люди, а муже-петухи и дево-куры :-)))
остальные фото
Южная его стена - сугубо христианская, а вот северная... она покрыта, скажем так, народными мотивами. И там есть даже древнерусские кентавры! Причем "зоологическая принадлежность" у них другая: это не коне-люди, а муже-петухи и дево-куры :-)))
остальные фото
четверг, 11 июня 2009
