- Расскажи мне еще о лесе.
Он запрокидывает голову и смотрит на низкий потолок моей комнаты под главной лестницей.
Он закрывает глаза и видит лучи белого света, пробивающиеся сквозь ветки. И капельки воды на липком темно-зеленом листе. И рыхлые размякшие дороги между корнями. И разворошенный пень. И запах подгнивающей листвы. В его лесу почти всегда идет дождь. В его лесу почти всегда темно. В его лесу животные дикие и никогда не станут говорить с человеком. Зачем? Про его лес никогда не расскажут сказки. Ни один сказочник не забредет так далеко в чащу.
Он кладет руку мне на глаза, и я тоже начинаю различать силуэты деревьев на стенах.
- Ты устал, - говорит он. Я не слушаю его и ощущаю, как хлыст ровного света лампы бьет по вискам.
- Ты устал, - говорит он и этим завершается поток его сегодняшнего красноречия. Впрочем, он никогда не был человеком слова. Я опускаю ресницы и уже не понимаю, держит ли он в горсти мои глаза или уже успел взять меня за горло. Я не понимаю, лежу ли я на своей тесной койке или уже провалился в липкую скважину между запрелой корягой и топким мхом. Может быть, я уже сорвался в неясный горячечный сон.
Просыпаюсь я от того, что он сидит напротив и листает одну из моих книг. Шварррк. Переворачивает страницы.
- Тебе и правда все это нужно? – спрашивает он, в общем-то, не рассчитывая получить внятный ответ. Ему неуютно здесь. В этом городе, в этой тесной коморке, в этом потрепанном кресле, в этом глупом теле.
- Не важно, - отзываюсь я почти со злостью, сажусь в кровати, тру глаза. – Не важно. Расскажи мне еще… еще о лесе.
Он запрокидывает голову и смотрит на низкий потолок моей комнаты под главной лестницей.
Он закрывает глаза и видит лучи белого света, пробивающиеся сквозь ветки. И капельки воды на липком темно-зеленом листе. И рыхлые размякшие дороги между корнями. И разворошенный пень. И запах подгнивающей листвы. В его лесу почти всегда идет дождь. В его лесу почти всегда темно. В его лесу животные дикие и никогда не станут говорить с человеком. Зачем? Про его лес никогда не расскажут сказки. Ни один сказочник не забредет так далеко в чащу.
Он кладет руку мне на глаза, и я тоже начинаю различать силуэты деревьев на стенах.
- Ты устал, - говорит он. Я не слушаю его и ощущаю, как хлыст ровного света лампы бьет по вискам.
- Ты устал, - говорит он и этим завершается поток его сегодняшнего красноречия. Впрочем, он никогда не был человеком слова. Я опускаю ресницы и уже не понимаю, держит ли он в горсти мои глаза или уже успел взять меня за горло. Я не понимаю, лежу ли я на своей тесной койке или уже провалился в липкую скважину между запрелой корягой и топким мхом. Может быть, я уже сорвался в неясный горячечный сон.
Просыпаюсь я от того, что он сидит напротив и листает одну из моих книг. Шварррк. Переворачивает страницы.
- Тебе и правда все это нужно? – спрашивает он, в общем-то, не рассчитывая получить внятный ответ. Ему неуютно здесь. В этом городе, в этой тесной коморке, в этом потрепанном кресле, в этом глупом теле.
- Не важно, - отзываюсь я почти со злостью, сажусь в кровати, тру глаза. – Не важно. Расскажи мне еще… еще о лесе.
