Монсегюр
Молчат стены, слышавшие многое. Ветер шелестит по камням, траве и мху – тихо и нежарко в предгорьях ранней осенью.
Молчит Монсегюр, наследник прошлого. Безмолвствует, нахохлившись на скале. Скребёт тучи истёртыми камнями выщербленных крепостных стен.
Молчит, зная, что скоро придёт и его срок. Что стены распадутся на щебень, не дождавшись новых времён. И память превратится в легенды, а легенды в сказки – страшные сказки для мимолётных туристов…
Монсегюр помнит римлян, когда он рождался под хриплые крики центурионов и скрип лебёдок. Он помнит крики варваров и тех, кто мнил себя выше, неся с собой девиз: «Убивайте их всех, Господь узнает своих!». Нет, права судить у него нет – подобное неподвластно камням и раствору, дереву и штукатурке.
Он помнил еретиков, смиренных, но не смирившихся с тем божьим словом, что несли крестом и мечом. Помнил тех, кто покончил с собой, не желая сдаваться войскам короля Франции после почти годовой осады. И не мог забыть тех, кто вышел навстречу крестоносцам, а после сгорел у его подножия, коптя мартовское небо 1244 года…
Монсегюр помнил многое. И эта память станет песком от раскрошенных камней, пылью в архивах Ватиканской библиотеки, строкой в монографии очередного клирика.
Память.
Лишь бы она осталась.