Падение. 2
Школа
Амарель рассеянно вслушивался в монотонный голос учителя, пытаясь вникнуть в то, о чем тот говорит. Однако мысли все время разбегались. И было весьма нелегко собрать их в кучу.
Сидевший рядом Фибрамес подтолкнул товарища локтем.
- Рэль, прекрати спать!
- Что? – Амарель с трудом заставил себя встрепенуться.
- Ты что, ночью не спал? – Фибрамес покосился на нынешнюю подружку Амареля – рыжеволосую Энне. Та сидела на самой последней парте и с загадочной улыбкой посматривала в сторону мальчиков.
- Тебе-то что? – вяло огрызнулся Амарель.
- Мне ничего. Просто спросил, – все так же шепотом продолжал Фибрамес.
Дождавшись, пока учитель повернется к ним спиной, объясняя что-то маленькой худенькой девочке за передней партой, Фибрамес тихо поинтересовался: - Слышь… ты мне так и не рассказал толком, почему жрецам Кальфандры требуется именно белая кошка.
- Думаешь, я сам это подробно знаю? Но мы можем выяснить.
- Каким образом?
- Отправиться в храм и спросить у них об этом.
Веснушчатое лицо Фибрамеса заметно побледнело: он, не боявшийся чужих кулаков и ремня своего отца, сурово воспитывавшего сына, перед жрецами Кальфандры, богини смерти, испытывал почти суеверный ужас.
До них явственно доносился скучный голос учителя:
- Гафарса омывается водами Матафийского океана и находится на юго-западе Мерферийского материка. Ее южным соседом является Бей-Ял, северным – Афирилэнд, восточным – Ихранджан, с запада у нас Море-Эра. Природа нашей страны разнообразна и очень красива. Кто скажет, как называется я наша знаменитая горная цепь на юге?
Фибрамес немедленно вскинул руку, стараясь избежать пристального взгляда Амареля, ждавшего его ответа.
- Можно я скажу?
- Давай, - учитель повернулся к их парте, мельком отметив, как сын кузнеца Леефе что-то рисует на грифельной дощечке вместо того, чтобы слушать учителя.
- Аторка она называется.
- Правильно, молодец. Леефе! А чем это ты так занят, что даже урок географии тебя не интересует?
Амарель сердито поглядел на Фибрамеса – нечего было привлекать внимание к их парте.
- Да так, ничего, учитель.
- Значит, ничего, – медленно повторил учитель. – Коли так. Назови мне самую длинную реку Гафарса.
Амарель судорожно попытался припомнить вышеупомянутую реку, но, честно говоря, это ему никак не удавалось. Может быть, потому, что он почти не слушал учителя, а может быть, потому, что он почти не читал книгу по географии родной страны.
- Ну же? – поторопил учитель и счел нужным добавить: - Если кто-нибудь подскажет, выставлю за дверь школы.
- Не помню, - безнадежно произнес Амарель и украдкой бросил взгляд на Энне. Девчонка была влюблена в него по уши и сейчас не отрывала глаз от их парты.
- Очень жаль, неудовлетворительно, - сухо произнес учитель. – Когда я встречусь с вашим отцом, постараюсь объяснить ему, что в школу детей отдают не с двенадцати, а с десяти лет и у них вследствие этого с детства развивается интерес к наукам. Ты же, Леефе, мог бы и не поступать в школу вообще, ибо в тебе не наблюдается и вовсе никакого интереса.
С этими словами он отвернулся, а Амарель шепнул Фибрамесу:
- После уроков идем в храм. И не вздумай отпираться, понял?
- Чего это тебе так хочется туда пойти? – сердито пробурчал товарищ. – Только из-за того. что я попросил тебя объяснить насчет белых кошек?
Амарель неопределенно пожал плечами. На самом деле ему давно хотелось побывать в таинственном зловещем храме, жрецы которого ходили только в черном и всегда с таким видом, будто только что вернулись с похорон близкого родственника. Какая-то отталкивающая и вместе с тем неотразимо притягательная аура царила возле храмов богини смерти, и в последнее время острое любопытство и желание узнать, как выглядят храмы изнутри пересилили строгий отцовский запрет. Неце, понятное дело, пришел в ужас, когда как-то раз Амарель дома упомянул о своем желании поглядеть изнутри на какой-нибудь из храмов Кальфандры – всего их в Фаарне было пять, - и строго-настрого запрети мальчику даже приближаться к храмам Кровавой богини. Однако Амарель не оставлял свою идею и то и дело мыслями возвращался к ней.
-Отец тебя выпорет,- уверенно прошептал Фибрамес. – И мой меня.
- А ты что, порки испугался?
- Нет, но…
- Тогда в чем же дело? – не отставал Амарель, не обращая внимания на то, что учитель неодобрительно косится на них.- Если боишься, так и скажи. И я пойду один.
- Нет уж, - друг заметно напрягся, - одного я тебя туда не пущу. Ладно уж, пойдем вместе.
Храм, который находился ближе всего к школе, был самым красивым образцом архитектуры среди остальных храмов. Издали он казался безлюдным, но Амарель и Фибрамес слышали, что в любое время в храмах Кровавого Культа дежурят либо сами жрецы, либо их ученики.
С каждым шагом, приближавшим мальчишек к храму, Фибрамес все больше нервничал. Он предпочел бы встретиться в драке с половиной компании Миэрко, нежели заходить в этот храм.
- Ты уверен, что они спокойно отнесутся к нежданным посетителям? - то и дело спрашивал он Амареля, чьи черные глаза зачарованно и восхищенно обозревали храм. – Вдруг они решат, что наше присутствие оскверняет это место?
Амарель не отвечал. Мрачная красота храма вызвала какой-то странный отклик в его душе, и он подумал о том, каково там внутри. Должно быть, полутьма, свечи и жутковатая торжественность…
- О, черт! – простонал Фибрамес, и Амарель взглянул на него. – Энне увязалась за нами.
Амарель едва не выругался и оглянулся через плечо, сбавив шаг. Девочка шла за ними, испуганно поглядывая в сторону храма и влюблено – в сторону Амареля.
Фибрамес и Амарель остановились и подождали, пока Энне поравняется с ними. Рыжевато-карие глаза смущенно блеснули, перебежали с одного хмурого мальчишеского лица на другое, и Энне остановилась перед ними.
- Куда ты, Энне? – спросил Амарель. Девчонка покраснела, метнула на него свой взгляд застенчивой лани и ответила не сразу:
- Я с вами.
- Ты что, не видишь – это храм богини смерти! – вмешался Фибрамес. – Ты ночью потом от испуга не уснешь!
Энне с неожиданной твердостью ответила:
- А я не боюсь. Я посмотреть хочу, так же как и вы.
- А если у тебя дома узнают?
- А если у вас дома узнают? – отпарировала она.
Амарель еще больше нахмурился.
- Энне, в это место женщин не пускают… так я слышал.
- Я хоть одним глазком гляну, - упорствовала девчонка.
- Нет! – непреклонно отрезал сын кузнеца Леефе. – И не думай об этом. Не вздумай идти за нами, поняла?!
В глазах Энне вспыхнули обида, недоумение, ресницы дрогнули. Фибрамес боялся, что она вот-вот расплачется, но девочка не стала этого делать – она лишь молча повернулась и ушла.
- По-моему, ты был чересчур груб с ней, - буркнул Фибрамес, шагая вперед по пыльной дороге. Солнце светило сверху, как раскаленный шар, и было очень жарко, поэтому Фибрамес даже не надел башмаков при выходе из дому и шел теперь, увязая босыми ногами в пыли.
Амарель тоже был без башмаков, и ноги у него были гораздо меньше, чем у товарища. Сложением, как и лицом, он больше походил на свою хрупкую, изящную мать, нежели на широкоплечего, похожего на могучего дровосека отца.
- Разве? Если бы я не был груб, она бы точно пошла за нами. Тебе это надо? – передернул плечами Амарель.
Фибрамес сунул руки в карманы штанов и угрюмо ответил:
- Я бы на ее месте точно не пошел.
Храм Кальфандры
Тяжелые резные двери храма были открыты, и Амарель, потихоньку подобравшись к ним, начал открывать. Фибрамес, бледный, но полный решимости не оставлять друга одного, мысленно дивился тому, как осторожный и осмотрительный Амарель сам сует голову в змеиное гнездо.
Чуть-чуть приоткрыв дверь, мальчик заглянул внутрь. После ослепительного света солнца на улице ему казалось, что внутри храма Несравненной, как называли свою богиню жрецы Кальфандры, совершенно темно. Но вскоре он убедился в том, что неправ – в главной зале храма царила лишь полутьма, которую рассеивал слабый свет факелов на стенах.
- Ну что там? - настороженно поинтересовался Фибрамес.
Амарель ничего не успел ответить, потому что прямо перед ним вдруг выросла высокая тощая фигура жреца в черном. Лицо жреца было бледным и худым, как и у большинства остальных, и определить его возраст было трудно, особенно если учесть, что Амарелю было совсем и не до этого – жрец ловко ухватил его за руку и, распахнув дверь, втащил в храм.
Фибрамес ахнул и одним махом влетел внутрь вслед за ними прежде, чем жрец успел закрыть двери. Он и сам не понял, как так случилось, что он сумел перебороть страх перед этим жутким местом…
Внутри не было никого, кроме одного жреца – того самого, который сейчас так цепко держал Амареля, и младшего ученика, подметавшего пол в храме. В сторону Фибрамеса и Амареля он глянул с любопытством и недоумением. Фибрамес мельком отметил, что, в отличие от жреца, носившего длинные, почти до лопаток, прямые темные волосы, в которых кое-где виднелась седина, младший ученик был острижен совсем коротко.
Жрец пристально смотрел на Амареля. На его худом остроносом лице замерло очень странное выражение.
И Фибрамес с изумление понял, что это было выражение… восторга от осуществившейся мечты.
Фаресар, темный маг и один из самых ревнивых служителей Кровавого Культа, последние пять лет был одержим мечтой, которую в его душу вдохнуло постоянное чтение священных книг Кальфандры. Мечтой об Идеальном Ученике.
“…И встал однажды Фегреон с молитвы и увидел, как навстречу ему идет мальчик. Этот мальчик был отмечен печатью Кальфандры. Восторг обуял Фегреона, неземное ощущение радости, когда понял он, что то и есть Ученик, обещанный ему величайшей богиней. Каждый жрец мечтает о достойнейшем продолжателе дела своего – поклонения Несравненной, и лишь Идеальный Ученик может помочь осуществиться этой святой и благородной мечте…”
Этот отрывок из легенды постоянно вставал перед внутренним взором Фаресара, которому уже было далеко за пятьдесят, но который никак не мог найти среди множества своих младших учеников достойного – того, кто действительно смог бы стать жрецом Третьего Храма Кальфандры. Того самого храма, который темный маг когда-то возвел собственноручно и в котором был лишь один жрец – он сам. Этот храм был дорог Фаресару как частичка его души, его преклонения перед богиней Кальфандрой, и унаследовать это чудесное строение. Образец прекрасной архитектуры и истинной веры должен был истинный жрец. Идеальный Ученик.
Легенда гласила, что Идеального Ученика узнаешь по глазам. Достаточно один раз взглянуть на него, чтобы узнать в этом взоре грядущее торжество Религии Смерти.
И Фаресар заглядывал в глаза каждому из своих учеников. Он неустанно искал того, кто станет хранителем Третьего Храма. Но все никак не находил…
Пока не повстречал Амареля Леефе.
Амарель не мог понять, почему этот старик так странно на него уставился. Тяжелый взгляд жреца было трудно выдержать, и мальчик опустил глаза.
- Кто вы такие? – Фаресар усилием воли заставил себя оторваться мыслью от мечты. Только бы не спугнуть мальчишку. Ведь тот сам пришел в храм. Что, если…
- Меня зовут Амарель Леефе, а это мой друг Фибрамес Михрен, - Амарель кивнул на товарища, которому явно было все больше и больше не по себе. И его можно было понять.
Младший ученик, подметавший пол, то и дело поглядывал в их сторону. У него были рыжие короткие волосы, карие глаза и угрюмое веснушчатое личико. На вид ему было лет одиннадцать.
- Оставь нас,Изул,- велел ему учитель.
- Но учитель Фаресар…
- Оставь, я сказал. Потом подметешь. Пока иди все приготовь к службе.
Мальчишка молча кивнул и удалился, оставив метлу в углу. А жрец повернулся к незваным гостям.
- Так зачем вы явились сюда? – Фаресар попытался выжать из себя улыбку, но он так давно не улыбался, что забыл, как это делается вообще.
И все же душа его пела. Идеальный Ученик… Идеальный Ученик…
Амарель глядел больше в пол, чем на жреца, - тот пугал его лишь чуть меньше, чем Фибрамеса.
- Мы… ээ…
- Лучше говорите правду, - голос Фаресара звучал мягко, но за ним скрывалась определенная угроза.
Фибрамес молчал и жалел о том, что позволил Амарелю уговорить себя пойти сюда и что вообще не остановил друга хотя бы силой от подобного поступка…
- Мы хотели узнать, для чего жрецам Кальфандры белые кошки, - помедлив, произнес Амарель.
Не стоит лгать, мальчик, мысленно внушал ему Фаресар. Для твоего же блага, будь со мной правдив. И тогда я введу тебя в круг избранных…
- Белые кошки? Существует легенда, согласно которой белая кошка самая чистая из всех существ этой породы. Иногда мы проводим определенные службы, во время которых проливается кровь самого чистого животного, которым у нас, жрецов Кальфандры, считается кошка. Итак, самое чистое животное – это кошка, а самая чистая кошка – это белая. Теперь все понятно? – Фаресар говорил тоном учителя в школе.
Проливается кровь… Амарель вспомнил Иеру и настойчивость, с которой Миэрко предлагал деньги за кошку.
- И так как в Фаарне белых кошек весьма мало, - продолжал жрец Кальфандры, - то приходится довольствоваться теми, что есть, увы.
- А что происходит с животными после службы? – тихо поинтересовался Фибрамес.
Фаресар небрежно пожал плечами.
- Как правило, умирают. Но чаще дух вылетает из них во время службы.
- И как часто проходят такие службы?
- Примерно раз в неделю.
Амарель судорожно сглотнул и продолжал внимательно рассматривать пол, на котором были нарисованы какие-то диковинные узоры.
- А что вы даете тем, кто приносит вам кошек?
- Смотря каких. Обычно это делают уличные мальчишки, и они приносят самых обыкновенных кошек, за которых мы даем не больше десяти монет.
- А сколько за белую?
- О, белая – это редкость! – Фаресар поднял указательный палец. – За нее мы даем золотой.
Теперь понятно, почему Миэрко так хотел заполучить Иеру. Проклятый жадный ублюдок.
- Спасибо за информацию, - Амарель был сама вежливость, хотя его взгляд выдавал, что он боится жреца и всей этой зловещей атмосферы, в которой, однако же, было что-то… привлекательное, как с удивлением подумал сын кузнеца Леефе.
- Да, спасибо, - торопливо подхватил Фибрамес, державшийся поближе к двери, - а теперь можно нам уйти?
Фаресар сдержал нетерпение. Нельзя удерживать силой…
- Идите. Можете приходить сюда в любое время. Здесь, кроме меня, нет жрецов, а я узнаю вас, - он наконец-то сумел улыбнуться, но улыбался он только Амарелю, не замечая его друга. – Если меня вдруг не окажется, а вас встретит кто-нибудь из младших, велите им позвать Фаресара. И я приму вас.
Амарель на мгновение поднял на него глаза. Ему захотелось задержаться… с чего бы это? Чары? Наваждение? Потрясенный, мальчик тем не менее попытался взять себя в руки и поспешно пошел к двери.
Прежде чем выйти, он еще раз оглянулся. Фаресар все так же улыбался и смотрел на него странным, непонятным взглядом.
Сон
Перед ним раскинулось поле – огромное, необъятное поле, сплошь поросшее черной, абсолютно черной травой. Кое-где среди травинок пробивались темно-фиолетовые, с узорами цветы – они были прекрасны, но от них веяло ароматом тления.
Амарель стоял посреди этого поля и держал в руках несколько маленьких фигурок. Он сам не понимал, что это за фигурки и откуда они у него взялись. Подчинившись внезапному порыву, он присел на корточки и ссыпал все фигурки на траву.
Их было пять. Четыре человеческие и одна – фигурка животного. Маленькой белой кошечки, в которой Амарель тотчас же узнал Иеру.
Человеческие фигурки принадлежали его отцу, матери, Фибрамесу и какой-то незнакомой белокурой девушке. Взгляд Амареля задержался на ней – она была совсем как живая, только до смешного маленькая. Типичная северянка – светлые волосы, голубые глаза.
В какой-то момент мальчику показалось, будто игрушечная фигурка ему подмигнула.
Куклы. Это всего лишь куклы, твердил внутренний голос, стремясь успокоить своего владельца. Однако Амарель чувствовал, как им начинает овладевать паника.
Это не куклы. Не куклы. Они настоящие, живые…
Кто-то приближался, шел к нему по черной траве. Амарель поднял голову и увидел Фаресара. Жрец богини смерти улыбнулся и протянул руку.
- Пойдем со мной. Я покажу тебе то, что приведет тебя к вершине небесного блаженства. И тогда ты возблагодаришь своего наставника…
Какого наставника? Какая вершина? Амарель ничего не понимал, но аромат фиолетовых цветов дурманил его сознание и делала его безвольным и послушным. Он медленно поднялся на ноги.
- Брось кукол, – вкрадчиво шепнул голос Фаресара. – Они же только мешают тебе. Брось их… смотри, две уже развалились.
Амарель взглянул вниз и увидел, что фигурки его матери и отца превратились в прах. Ужас охватил мальчика, и он невольно отпрянул от Фаресара.
- Что…что вы с ними сделали?!
- Ничего, Амарель, ничего, они просто сами ушли с нашего пути. Они больше не будут нам мешать. Ну же, дай мне твою руку.
Но Амарель все еще колебался. Он окинул взглядом бескрайнее черное поле вокруг, фиолетовые цветы. В его груди рос протест.
- Я не хочу. Если я пойду с вами, они тоже развалятся в прах, - он кивнул на остальные фигурки. – Я не хочу, чтобы они развалились…
- Дурак, - пожал плечами темный жрец, – это же всего лишь куклы. Неужели ты сам не видишь?
- Это не куклы, - прошептал Амарель, наклонившись над травой и пытаясь собрать в ладони ускользающий прах. – Это не куклы….
Прах превратился в дымок, витавший над землей, и Фаресар исчез. Черное поле окутал туман, фигурки исчезли.
- Где вы?! – закричал Амарель, чувствуя, как ледяной страх подбирается к его сердцу. – Где вы?! Отец! Мама! Фибрамес! Иера! Где вы?
Он подумал об этой девушке. Как же ее зовут? Она ведь тоже что-то для него значит, пусть он пока и незнаком с ней. Что-то очень важное. Быть может, она из тех, кто ведет за собой и заставляет поверить в несбыточную мечту?
- Какие глупости, - пропел у него над ухом женский голос. Кажется, он слышал его и раньше.… Да это же та красивая женщина, назвавшаяся Сферель Гриффи!
- Какие глупости, Ами, - повторила она. Амарель оглянулся и увидел ее сзади – так же как и Фаресар, она улыбалась и протягивала руку.
- Пойдем, мой бедненький. Тебе страшно?
Ему стало лучше, заметно лучше, да и туман исчез. Она волшебница, она просто добрая фея.
- Да, я пойду с вами, - он шагнул к ней и взял протянутую руку, но та вдруг превратилась в скользкую, шипящую змею…
…Амарель проснулся от собственного крика и тут же погрузился в темноту ночи. Ничего нет – никакого черного поля, никакой Сферель, никакого Фаресара и…никаких фигурок. Вспомнив фигурки, Амарель задрожал. Они были в точности как человеческие. Только гораздо меньше.
Что это такое, какое-то дьявольское наваждение? Чары того жреца, Фаресара? Амарель не помнил, чтобы ему когда-либо раньше снились кошмары. Разве что в раннем детстве.
Дверь его спальни отворилась, и внутрь проскользнула Эме со свечой в руке.
- Ами, что-нибудь случилось? – Она приблизилась и села на его кровать, протянула тонкую смуглую руку, коснувшись его коротких черных кудрей. – Тебе что, кошмары снились?
- Нет, - пробурчал Амарель, пытаясь отвести ее руку. Вечно мать нянчится с ним, как будто ему пять лет.
Эме покачала головой, слегка улыбнулась в темноте.
- А знаешь, ты произнес это слово в точности как твой отец.
Отец. Амарель с беспокойством думал, не видел ли их с Фибрамесом кто-нибудь у храма Кальфандры. В Фаарне редко что-либо остается незамеченным. Но Неце вряд ли еще знает, что сын был в запретном месте, иначе бы он давно вызвал того на откровенный разговор, разозлился бы, наорал на него или выпорол бы, - и, возможно, правильно сделал бы.
Эме снова провела рукой оп его волосам.
- Так все в порядке, Ами?
- Все хорошо, мама. Иди спать, - устало произнес Амарель, отворачиваясь от нее. Зачем рассказывать ей об этом странном сне? Чем она может объяснить его?
Эме встала и направилась к двери, оглянулась с улыбкой, прежде чем выйти.
- Ты так быстро растешь, Ами. Неужели завтра тебе уже четырнадцать исполняется? Ну ладно, не буду тебе досаждать. Спокойной ночи…
И она вышла. Амарель покачал головой. В последнее время мать стала какая-то немного странная, постоянно говорит с сожалением о том, что он вырос, и за ним бегают девчонки.
Девчонки. Энне.
Надеюсь, она не очень на меня обиделась за вчерашнюю грубость. В любом случае, я беспокоился о ней. И она должна это оценить.
Амарель попробовал уснуть обратно, но в голову постоянно лезли воспоминания о том кошмаре. Фаресар… Этот в высшей степени странный тип. Как он их с Фибрамесом звал в храм…
Их? Он тебя звал. И только на тебя и смотрел. Странно…что же ему надо?
Сферель. Эта красивая, очаровательная женщина. Амарель не отказался бы увидеть ее еще раз. Но почему в его сне ее рука превратилась в змею? Значит ли это, что этой особе не следует доверять?
Какая чепуха! Теперь ты начал верить в сны?
Надо постараться поскорее забыть об этом сне. И не придавать ему значения.
Приняв это решение, Амарель закрыл глаза и долго лежал так, пытаясь ни о чем не думать, но мысли все равно упорно возвращались к увиденному им во сне.
Белокурая голубоглазая девушка… кто же она?
Встреча
Джиллиан проснулась, когда забрезжил рассвет. Из соседней комнаты доносился мощный храп, и девушка брезгливо поморщилась - она вспомнила вчерашний вечер и очередного полупьяного мужика, которого мать притащила домой.
Осторожно, стараясь лишними звуками не разбудить спящих, Джиллиан стала одеваться. Лучше уйти до того, как они проснутся.
Натянув на себя старенькое серое платье и наспех расчесав длинные золотистые волосы, Джиллиан погляделась в маленькое треснутое зеркальце, когда-то подаренное ей главарем уличной компании Миэрко, и потихоньку выскользнула из дому.
Джиллиан Рэсхолд была чистокровной афирилэндкой. Когда-то ее мать и отец приехали сюда, в Фаарне, столицу соседней страны Гафарса, скрываясь от закона – отец Джиллиан был вором. В Гафарса он подхватил какую-то местную болезнь и быстро умер, а мать Джиллиан стала шататься по кабакам и водить домой мужчин, которые платили ей деньги. Вскоре молва о Белокурой Проститутке, как называли мать Джиллиан, пошла по всему городу.
Джиллиан, к тому времени заканчивавшая третий класс школы, была позорно выгнана с клеймом “дочь гулящей твари”. Не помогли ни отличные оценки, ни слезы несчастной девочки, которая помчалась домой и обнаружила мать в объятиях очередного хахаля. “Чего ревешь?” – грубовато поинтересовалась тогда Белокурая Проститутка. “Из школы выгнали”, - сквозь слезы выдавила из себя Джиллиан. Мать расхохоталась и легко шлепнула ее по щеке. “Ну и дурочка! Сдалась тебе эта школа, думаешь, эти гафарсийские ханжи способны чему-нибудь научить?”
С тех пор Джиллиан шаталась по улицам и пробовала как-то устроить свою личную жизнь. Ремесло матери было ей глубоко отвратительно, но в Нижних Кварталах трудно было прожить честным заработком. Это были самые грязные, убогие, бедняцкие кварталы, в которых жил кто попало.
Миэрко Фарреса, высокий и сильный семнадцатилетний парень, главарь местных хулиганов, сразу же оценил Джиллиан и предложил ей стать его девушкой, взамен пообещав уберечь ее от приставаний других. Джиллиан, у которой не было другого выбора, согласилась. Она побаивалась Миэрко, к тому же тот был некрасив и вспыльчив, когда выпьет, а пил он довольно часто, как и все обитатели Нижних Кварталов, - но именно Миэрко вышвырнул из окна очередного материнского любовника, когда тот стал слишком уж решительно приставать к Джиллиан.
Где-то в глубине души Джиллиан жили тоска, отчаяние и страстное стремление выбраться из низов, выйти замуж за кого-нибудь из Средних Кварталов – на Верхние она даже не замахивалась своими мечтами, так как в верхних жили одни аристократы и очень богатые люди. Нет, устремления бедной шестнадцатилетней девушки из Северных Земель были вполне земными и осуществимыми…вот только кому была нужна дочь Белокурой Проститутки? Даже на рынке торговцы смотрели сквозь Джиллиан и с ледяным видом отдавали ей товар,а дружки Миэрко были очень не прочь пристать к ней, - чего уж там говорить о чем-то большем? Пока Миэрко был увлечен Джиллиан, и она чувствовала себя в относительной безопасности, но что произойдет, когда она ему надоест? Она беззащитна против мужчин, этих похотливых скотов с грубыми манерами. Где-то, быть может, есть и другие, с хорошими манерами и красивыми глазами, в которых будет не отражение животного инстинкта, а чистое чувство любви, но пока Джиллиан таких не встречала. Видела издали похожих, но… при виде ее подобные молодые люди спешили прочь, брезгливо кривя губы – дочь Белокурой Проститутки! Это хуже рабского клейма на теле.
А все-таки Джиллиан ждала. И надеялась.
Утро было прохладным, и Джиллиан было холодно в ее старом, поношенном и почти ветхом платье. Мать никогда не давала ей свои платья поносить, утверждая: “Тебе и одно платье сойдет, ты же не работаешь, как я”.
Джиллиан горько усмехнулась. Теперь это называется работой.
Она торопливо шла по улицам, обхватив плечи руками и пытаясь согреться. Ничего, скоро засияет солнце, и ей будет тепло.
Хорошо бы сегодня не наткнуться на Миэрко. В последнее время он стал просто отвратителен и груб, а его прикосновения заставляли Джиллиан вздрагивать от омерзения.
Задумавшись, она сама не заметила, как оказалась в Средних Кварталах. Люди здесь смотрели на нее косо – что ты делаешь тут, дочь Белокурой Проститутки? Отправляйся-ка к своей блудливой мамаше!
Они не произносили эти слова, но Джиллиан безотчетно чувствовала, как иголки их взглядов впиваются в ее кожу.
Зря она сюда пришла. Да еще и в такое время.
Неподалеку стала собираться кучка молодых людей, переговаривающихся друг с другом и изредка бросавших взгляды на проходившую мимо девушку. Один из них вдруг увязался за ней и схватил ее за руку не менее грубо, чем это делал Миэрко.
- Привет, девка! Не хочешь прогуляться?
- Отстань, - сквозь зубы процедила Джиллиан, пытаясь вырвать руку. Но тип не отставал.
- Чего это ты такая недотрога? Небось в своем квартале не такая, а?
- Оставь меня в покое! – закричала Джиллиан так громко, что шедшие впереди двое мальчишек оглянулись. И остановились, так что Джиллиан и приставала едва не налетели на них.
Мальчишкам, должно быть, едва исполнилось четырнадцать лет. Оба носили белые рубашки и черные штаны, и ноги их были босы. На этом сходство и заканчивалось.
Джиллиан взглянула на того, что слева, и замерла на месте. У него были черные кудрявые волосы, большие черные глаза и бледное, невинно-красивое лицо. На плече мальчика сидела белая пушистая кошка, зеленые глаза ее были устремлены прямо на парня, пристававшего к Джиллиан.
“Какой хорошенький”, - подумала Джиллиан и глянула на второго, пониже ростом и гораздо шире в плечах. Его широкое лицо было покрыто веснушками, на голове торчали коричневые вихры.
- Что это вы пристаете к девушке? – вежливо поинтересовался черноволосый, скользнул взглядом по Джиллиан…и глаза его широко раскрылись. В них промелькнуло какое-то непонятное выражение.
Его товарищ красноречиво сжал кулаки довольно больших размеров и посоветовал приставале убираться вон. Тот, будучи, видимо, трусом по натуре, сплюнул и предпочел отступить. Предварительно, впрочем, пояснив защитникам Джиллиан, что они имеют глупость защищать дочь уличной девки.
- Сама она, видать, такая же! – Прибавив к этому несколько непечатных выражений, мерзкий тип удалился.
Джиллиан не выдержала и разрыдалась от унижения. Она немедленно повернула назад и хотела уйти, но черноволосый задержал ее:
- Подождите, красавица! Как вас зовут?
- Оставьте меня! – Джиллиан, тем не менее, остановилась. – Я… - Она не знала, что сказать.
- Давайте познакомимся, - предложил мальчик все тем же тоном, как будто они находились в каком-нибудь замке и она была не менее, чем дочерью хозяина. – Меня зовут Амарель Леефе, а это мой друг Фибрамес Михрен, - он кивнул на веснушчатого. Тот был заметно смущен словами приставалы и явно нехотя поздоровался с девушкой.
- А меня зовут Джиллиан Рэсхолд, - робко улыбнулась она. Черноволосый совершил совсем уж немыслимый поступок: взял ее за руку и поцеловал ее. Джиллиан онемела – она не привыкла, чтобы ей целовали руки, да еще и как ни в чем ни бывало, как светской даме.
- Рад знакомству с вами, Джиллиан.
[\MORE]