Чтоб меня поймать, надо петь, надо просто петь...(с)
А последняя петля со спиц будет мертвой петлей.
Затянуть, закрепить, задохнуться от скорости дней.
…Отодвинуть бы праздники все на полгода вперед,
Стать за эти полгода сильнее, нежней и нужней,
Красить стекла оконные, их превратить в витражи,
Тратить деньги на чай, из бумаги творить волшебство,
Перестать, перестать отношения строить на лжи,
Сделать так, чтобы «больно» опять перешло в «ничего».
Тот, кого я люблю, никогда сам ко мне не придет.
(Не умею я людям сказать, как они мне нужны).
Мне б до Нового года – еще потрясающий год,
Чтоб еще полюбить, чтоб готовить подарки с весны,
Я хочу в вашу сказку…и выдумать сказку для вас,
Чтобы там много петь – это то, чем нам с вами жить.
Мне так нужен контакт: рук и голоса, глаз и глаз,
Сердца с сердцем. И сердца с солнцем. С душой – души.
Губ с щекой.
Вы – мой дышащий снег, мой декабрь и март.
Я от вашего голоса плачу, дрожу, люблю.
Колокольчик, Волшебница, самый немыслимый дар,
Я хотела бы жить – как движение ваших рук.
-Ну что ты все время пихаешься? – воскликнула Стелла, оттолкнув младшего братца. – Ты мешаешь мне слушать!
-А ты думаешь, только тебе одной нравится слушать мамины рассказы? – обиженно заныл братец. – Ты ближе всех к маме, и я тебе постоянно из-за этого завидую!
- Но мы же меняемся местами! – от возмущения Стелла засияла еще ярче. – Ты тоже часто бываешь совсем рядом с мамой, и тебе лучше слышно, что она рассказывает!
- Может, вы перестанете ссориться и дадите мне досказать? – устало поинтересовалась мама, которой надоело слушать перебранку младших детей.
Стелла немедленно замолчала. Она совсем не хотела перебивать маму, - ведь та вела такой интересный рассказ о людях и о том, как они живут на Земле. Иногда Стелле хотелось оказаться среди людей, посмотреть на них вблизи. Но мама не отпустила бы ее на землю – Луна всегда беспокоилась за своих детей.
Стелла посмотрела вокруг – ее братья и сестры сияли на темной поверхности неба и их взгляды были обращены только к матери. Они молча ждали продолжения рассказа.
- Люди очень наивные создания, – говорила Луна. – Они верят во всякие глупые небылицы. Например, они считают, что звезды могут падать с небес. Они не знают, что это невозможно…
“И как бы они могли это узнать?’- задумалась Стелла. Она-то хорошо знала, что с неба падают вовсе не звезды, а метеориты. Как-то раз она и сама видела падающий метеорит.
- А еще люди думают, что фей не существует, - продолжала Луна. – Они не видят фей, потому в них и не верят…
- Неужели никто из них не видел живую фею? – усомнилась Стелла.
- Только самые маленькие могут их видеть, – уверенно ответила мать, – такие, как твои друзья, Стелла,– помнишь тех мальчика и девочку?
- Ага, помню! Они пытались рассмотреть меня в подзорную трубу!
- Наверняка это будущие астрономы, – сказала одна из старших дочерей-звезд.
Кто-то из братьев Стеллы спросил:
- Ма, а на папу они смогут посмотреть в подзорную трубу?
- Навряд ли, - откликнулась Луна. – Папа слишком яркий. Он их ослепит…
Когда речь зашла о папе, Луна погрустнела. Дети знали, как сильно мама переживает разлуку с ним. Когда-то Солнце и Луна были вместе, но затем были вынуждены расстаться, и теперь Солнце светило днем, а Луна – ночью. Но они придумали способ общаться друг с другом- через фею.
Каждую ночь к небесам поднимались феи и тихонько играли на крошечных музыкальных инструментах – челестах. Слышать их могли лишь с неба – до земли звуки челест не долетали.
И всякий раз, когда феи должны были прилететь, Луна говорила:
- Хорошо, когда их три…
Говорила она так потому, что именно третья фея передавала Луне и звездам привет от далекого Солнца. Она появлялась позже двух других, и ее платьице и крылышки были золотыми, а не серебряными, как у ее подруг, и челеста тоже золотая. И когда эта фея, которую Луна и ее дети называли Золотой, начинала извлекать звуки, напоминавшие звон волшебных колокольчиков, из своей челесты, от музыкального инструмента исходило сияние, - солнечное сияние. Оно поднималось к небу со скоростью света и передавало луне и звездам тепло и любовь от папы-Солнца.
В такие минуты Стелла, ее братья и сестры от радости принимались танцевать вокруг матери-Луны. Они кружились хороводом, а Луна пела им песни.
И иногда Стелла думала:”Как жаль, что люди не видят всего этого…”
Луна обычно продолжала свои рассказы до тех пор, пока не наступала полночь и не должны были появиться феи, после чего следовала фраза:”Хорошо, если их три…”, столь же привычная, как мамины рассказы и приветы отца для звезд, а затем прилетали феи.
Вот и в этот раз все было как всегда, но… кое-что отсутствовало. И даже не кое-что, а кое-кто. Золотая Фея!
Ее подруги прилетели вовремя и начали свой мини-концерт, а Луна и звезды с нетерпением ждали свою “третью фею”. Но она так и не появилась.
- Странно, – недоумевающе произнесла Луна. – Что же произошло? Может быть, она заболела?
Дети молчали, надеясь, что с Золотой Феей все в порядке.
Но на следующую ночь феи тоже не было. Луна и звезды затосковали. Им не хватало солнечного тепла и любви, которые передавала им Золотая Фея раньше при помощи челесты.
Когда и на третью ночь фея не прилетела, Стелла решила, что нужно что-то предпринять.
- Мама, – обратилась она к Луне, – можно я поговорю с теми двумя феями, когда они закончат играть?
- А услышат ли они тебя? – засомневалась Луна. – Ведь они не так близко к нам, чтобы услышать твои слова…
Но Стелла все-таки попробовала позвать фей. Напрасно – они не услышали ее и улетели.
- Надо было кричать погромче! – сказал ей младший братец. – В следующий раз я сам их позову!
-Давайте мы все это сделаем, - предложила Луна.
И когда наступила четвертая ночь, Луна и звезды стали звать фей. Те наконец-то услышали и прилетели к ним, звеня серебряными крыльями.
- Что произошло с Золотой Феей? – спросила у них Луна. –Почему она больше не радует нас небесными звуками челесты?
Феи отозвались голосами столь же нежными, как и звуки их музыки:
- О Луна, ночью освещающая небо, Золотая Фея опасно больна! Мы испробовали все средства, чтобы помочь ей…
- И что же? – взволнованно спросила одна из звезд. – Она не идет на поправку?
- Нет. Но сегодня днем она сказала нам кое-что…
- Что она сказала? – Стелла была сама не своя от нетерпения.
- Помочь ей сможет только одна из звезд. Но для этого звезда должна спуститься на Землю и обернуться человеком. Кто из вас готов прийти на помощь Золотой Фее?
На мгновение наступила тишина, лишь тихо звенели крылья фей.
- Я готова! – вскричала Стелла.
Взгляды фей обратились к ней.
- Мы отведем тебя к нашей подруге…
- Постойте, - вмешалась обеспокоенная Луна и обратилась к дочери: - Стелла, путешествие на Землю – это не так просто. Ты можешь никогда не вернуться…
Звездочка, казалось, засияла еще ярче.
- Мама, но ведь Золотая Фея больна, и ничто ей не помогает… А вдруг я смогу исцелить ее? Сколько ночей она приносила нам радость, а теперь она может умереть, если ей не помочь!
- Ну хорошо, спускайся на землю. И не забывай нас… что бы ни случилось. – Казалось, слезы катятся по бледному лику Луны, словно она боялась, что никогда больше не увидится с дочерью.
Стелла попрощалась с братьями и сестрами, но не навсегда – она рассчитывала быстро вернуться.
И вот она уже на Земле, в облике красивой девушки…
Феи закружились в воздухе, полетели в сторону ближайшего леса.
- Скорее с нами, Стелла! хоть бы не опоздать…
Золотая Фея лежала на траве под вековым дубом и казалась совсем крошечной и обессиленной. Рядом с ней была ее челеста, но фея не могла даже приподнять ее – до того ей было плохо.
Стелла, увидев ее, заплакала от жалости.
- Бедная маленькая фея! ты приносила нам тепло Солнца, а теперь лежишь слабая и беспомощная!
Она опустилась на траву рядом с феей и ласково погладила ту по золотым волосам.
- Как я смогу помочь тебе? Я Стелла – звезда, спустившаяся с неба, чтобы помочь тебе.
Феи, которые привели Стеллу в лес, подтвердили, что это так.
- Здравствуй, Стелла, - прошептала Золотая Фея угасающим голосом. – Есть только один способ помочь мне… и если ты согласишься, все будет как прежде… почти.
- Если соглашусь? – переспросила Стелла, не понимая, к чему та клонит.
- Я расскажу тебе, отчего я заболела. У каждой феи есть враг, и я не исключение. Только этот враг обладает способностью уничтожить фею. Моим врагом была Золотая Змея, и она ужалила меня, вот почему я заболела. Мои подруги, – она с усилием приподняла крошечную ручку, пытаясь указать на двух других фей, - убили Золотую Змею, но… ее яд уже проник в мою кровь. Ах, Стелла, как бы мне хотелось, чтобы нашлось другое средство спасти меня, кроме того, о котором я тебе сейчас расскажу…
- Что это за средство? – нетерпеливо спросила Стелла.
Головка феи поникла, как солнечный цветок.
- Чтобы вернуть мне здоровье, ты должна отдать мне свой звездный свет и свою вечность. Ты останешься на земле, ты станешь обычным человеческим существом и больше никогда не вернешься домой!
Стелла содрогнулась. Никогда больше не вернуться домой! Утратить вечность и свой свет! Потерять все и шагнуть в новый, неизвестный, пугающий мир!
Но… Фея умирает, – Стелла поняла это, едва взглянув на нее. И мама Стеллы, ее братья и сестры зачахнут без живительного тепла папы-Солнца.
А она сама?
- У тебя будет только одно утешение, – Золотая Фея вновь приподняла головку, - ты постоянно будешь видеть своего отца. Солнце любит людей и дарит им свое сияние…
Стелла приняла решение.
- Я отдам тебе свой звездный свет и свою вечность. И все будет как прежде, – при этих словах слезы заблестели на ее ресницах, и она закончила шепотом: - почти.
Когда Стелла вышла из леса, уже начинало светлеть.
Она побрела по дороге, сама не зная, куда и зачем. И вспомнила свою детскую мечту о том, чтобы очутиться среди людей. Да, теперь она навсегда останется здесь… неужели никогда-никогда Стелла не сможет вернуться?
И тут она услышала чей-то голос:
- Кто вы, прелестная незнакомка?
Стелла подняла голову и увидела приближавшегося к ней молодого человека. Его глубокие черные глаза напомнили ей о космическом небе, и она невольно улыбнулась.
- Я Стелла, – ответила она на его вопрос.
- Что же ты делаешь здесь одна, да еще и ночью, Стелла?
- Уже скоро солнце взойдет, - загадочно ответила Стелла и посмотрела на небо. Она даже не заметила, как молодой человек взял ее за руку.
- Где же ты живешь, Стелла?
- Не знаю. Я потерялась и ничего не помню, - сочиняла она на ходу – ну не рассказывать же ему, что она была звездой и спустилась на Землю, чтобы помочь больной фее. Навряд ли он в это поверит – Стелла вспомнила слова матери о том, что люди не верят в фей. Мать… тоска по ней, по братьям и сестрам сжала сердце Стеллы. И, чтобы отвлечься от своего горя, она поспешно спросила:
- А тебя как зовут?
- Хьюмэн, - ответил он и пригласил ее к себе в гости.
Там, в его доме, Стеллу встретили те самые мальчик и девочка, которые когда-то смотрели на нее в подзорную трубу. Увидев их, Стелла покраснела и обрадованно улыбнулась, и когда Хьюмэн спросил ее: “Нравятся тебе мои брат и сестра?”, - она кивнула и ответила:
- Да. Я думаю, мы подружимся!
Прошло совсем немного времени, и Стелла вышла замуж за Хьюмэна. Они очень любили друг друга и были счастливы, но временами Стелла становилась задумчиво и чуть печальной. И часто она по ночам выходила на крыльцо и смотрела на звездное небо, словно ища что-то взглядом. А когда Хьюмэн спрашивал ее, в чем дело, Стелла, словно очнувшись, отвечала:
- Хорошо, когда их три…
-А ты думаешь, только тебе одной нравится слушать мамины рассказы? – обиженно заныл братец. – Ты ближе всех к маме, и я тебе постоянно из-за этого завидую!
- Но мы же меняемся местами! – от возмущения Стелла засияла еще ярче. – Ты тоже часто бываешь совсем рядом с мамой, и тебе лучше слышно, что она рассказывает!
- Может, вы перестанете ссориться и дадите мне досказать? – устало поинтересовалась мама, которой надоело слушать перебранку младших детей.
Стелла немедленно замолчала. Она совсем не хотела перебивать маму, - ведь та вела такой интересный рассказ о людях и о том, как они живут на Земле. Иногда Стелле хотелось оказаться среди людей, посмотреть на них вблизи. Но мама не отпустила бы ее на землю – Луна всегда беспокоилась за своих детей.
Стелла посмотрела вокруг – ее братья и сестры сияли на темной поверхности неба и их взгляды были обращены только к матери. Они молча ждали продолжения рассказа.
- Люди очень наивные создания, – говорила Луна. – Они верят во всякие глупые небылицы. Например, они считают, что звезды могут падать с небес. Они не знают, что это невозможно…
“И как бы они могли это узнать?’- задумалась Стелла. Она-то хорошо знала, что с неба падают вовсе не звезды, а метеориты. Как-то раз она и сама видела падающий метеорит.
- А еще люди думают, что фей не существует, - продолжала Луна. – Они не видят фей, потому в них и не верят…
- Неужели никто из них не видел живую фею? – усомнилась Стелла.
- Только самые маленькие могут их видеть, – уверенно ответила мать, – такие, как твои друзья, Стелла,– помнишь тех мальчика и девочку?
- Ага, помню! Они пытались рассмотреть меня в подзорную трубу!
- Наверняка это будущие астрономы, – сказала одна из старших дочерей-звезд.
Кто-то из братьев Стеллы спросил:
- Ма, а на папу они смогут посмотреть в подзорную трубу?
- Навряд ли, - откликнулась Луна. – Папа слишком яркий. Он их ослепит…
Когда речь зашла о папе, Луна погрустнела. Дети знали, как сильно мама переживает разлуку с ним. Когда-то Солнце и Луна были вместе, но затем были вынуждены расстаться, и теперь Солнце светило днем, а Луна – ночью. Но они придумали способ общаться друг с другом- через фею.
Каждую ночь к небесам поднимались феи и тихонько играли на крошечных музыкальных инструментах – челестах. Слышать их могли лишь с неба – до земли звуки челест не долетали.
И всякий раз, когда феи должны были прилететь, Луна говорила:
- Хорошо, когда их три…
Говорила она так потому, что именно третья фея передавала Луне и звездам привет от далекого Солнца. Она появлялась позже двух других, и ее платьице и крылышки были золотыми, а не серебряными, как у ее подруг, и челеста тоже золотая. И когда эта фея, которую Луна и ее дети называли Золотой, начинала извлекать звуки, напоминавшие звон волшебных колокольчиков, из своей челесты, от музыкального инструмента исходило сияние, - солнечное сияние. Оно поднималось к небу со скоростью света и передавало луне и звездам тепло и любовь от папы-Солнца.
В такие минуты Стелла, ее братья и сестры от радости принимались танцевать вокруг матери-Луны. Они кружились хороводом, а Луна пела им песни.
И иногда Стелла думала:”Как жаль, что люди не видят всего этого…”
Луна обычно продолжала свои рассказы до тех пор, пока не наступала полночь и не должны были появиться феи, после чего следовала фраза:”Хорошо, если их три…”, столь же привычная, как мамины рассказы и приветы отца для звезд, а затем прилетали феи.
Вот и в этот раз все было как всегда, но… кое-что отсутствовало. И даже не кое-что, а кое-кто. Золотая Фея!
Ее подруги прилетели вовремя и начали свой мини-концерт, а Луна и звезды с нетерпением ждали свою “третью фею”. Но она так и не появилась.
- Странно, – недоумевающе произнесла Луна. – Что же произошло? Может быть, она заболела?
Дети молчали, надеясь, что с Золотой Феей все в порядке.
Но на следующую ночь феи тоже не было. Луна и звезды затосковали. Им не хватало солнечного тепла и любви, которые передавала им Золотая Фея раньше при помощи челесты.
Когда и на третью ночь фея не прилетела, Стелла решила, что нужно что-то предпринять.
- Мама, – обратилась она к Луне, – можно я поговорю с теми двумя феями, когда они закончат играть?
- А услышат ли они тебя? – засомневалась Луна. – Ведь они не так близко к нам, чтобы услышать твои слова…
Но Стелла все-таки попробовала позвать фей. Напрасно – они не услышали ее и улетели.
- Надо было кричать погромче! – сказал ей младший братец. – В следующий раз я сам их позову!
-Давайте мы все это сделаем, - предложила Луна.
И когда наступила четвертая ночь, Луна и звезды стали звать фей. Те наконец-то услышали и прилетели к ним, звеня серебряными крыльями.
- Что произошло с Золотой Феей? – спросила у них Луна. –Почему она больше не радует нас небесными звуками челесты?
Феи отозвались голосами столь же нежными, как и звуки их музыки:
- О Луна, ночью освещающая небо, Золотая Фея опасно больна! Мы испробовали все средства, чтобы помочь ей…
- И что же? – взволнованно спросила одна из звезд. – Она не идет на поправку?
- Нет. Но сегодня днем она сказала нам кое-что…
- Что она сказала? – Стелла была сама не своя от нетерпения.
- Помочь ей сможет только одна из звезд. Но для этого звезда должна спуститься на Землю и обернуться человеком. Кто из вас готов прийти на помощь Золотой Фее?
На мгновение наступила тишина, лишь тихо звенели крылья фей.
- Я готова! – вскричала Стелла.
Взгляды фей обратились к ней.
- Мы отведем тебя к нашей подруге…
- Постойте, - вмешалась обеспокоенная Луна и обратилась к дочери: - Стелла, путешествие на Землю – это не так просто. Ты можешь никогда не вернуться…
Звездочка, казалось, засияла еще ярче.
- Мама, но ведь Золотая Фея больна, и ничто ей не помогает… А вдруг я смогу исцелить ее? Сколько ночей она приносила нам радость, а теперь она может умереть, если ей не помочь!
- Ну хорошо, спускайся на землю. И не забывай нас… что бы ни случилось. – Казалось, слезы катятся по бледному лику Луны, словно она боялась, что никогда больше не увидится с дочерью.
Стелла попрощалась с братьями и сестрами, но не навсегда – она рассчитывала быстро вернуться.
И вот она уже на Земле, в облике красивой девушки…
Феи закружились в воздухе, полетели в сторону ближайшего леса.
- Скорее с нами, Стелла! хоть бы не опоздать…
Золотая Фея лежала на траве под вековым дубом и казалась совсем крошечной и обессиленной. Рядом с ней была ее челеста, но фея не могла даже приподнять ее – до того ей было плохо.
Стелла, увидев ее, заплакала от жалости.
- Бедная маленькая фея! ты приносила нам тепло Солнца, а теперь лежишь слабая и беспомощная!
Она опустилась на траву рядом с феей и ласково погладила ту по золотым волосам.
- Как я смогу помочь тебе? Я Стелла – звезда, спустившаяся с неба, чтобы помочь тебе.
Феи, которые привели Стеллу в лес, подтвердили, что это так.
- Здравствуй, Стелла, - прошептала Золотая Фея угасающим голосом. – Есть только один способ помочь мне… и если ты согласишься, все будет как прежде… почти.
- Если соглашусь? – переспросила Стелла, не понимая, к чему та клонит.
- Я расскажу тебе, отчего я заболела. У каждой феи есть враг, и я не исключение. Только этот враг обладает способностью уничтожить фею. Моим врагом была Золотая Змея, и она ужалила меня, вот почему я заболела. Мои подруги, – она с усилием приподняла крошечную ручку, пытаясь указать на двух других фей, - убили Золотую Змею, но… ее яд уже проник в мою кровь. Ах, Стелла, как бы мне хотелось, чтобы нашлось другое средство спасти меня, кроме того, о котором я тебе сейчас расскажу…
- Что это за средство? – нетерпеливо спросила Стелла.
Головка феи поникла, как солнечный цветок.
- Чтобы вернуть мне здоровье, ты должна отдать мне свой звездный свет и свою вечность. Ты останешься на земле, ты станешь обычным человеческим существом и больше никогда не вернешься домой!
Стелла содрогнулась. Никогда больше не вернуться домой! Утратить вечность и свой свет! Потерять все и шагнуть в новый, неизвестный, пугающий мир!
Но… Фея умирает, – Стелла поняла это, едва взглянув на нее. И мама Стеллы, ее братья и сестры зачахнут без живительного тепла папы-Солнца.
А она сама?
- У тебя будет только одно утешение, – Золотая Фея вновь приподняла головку, - ты постоянно будешь видеть своего отца. Солнце любит людей и дарит им свое сияние…
Стелла приняла решение.
- Я отдам тебе свой звездный свет и свою вечность. И все будет как прежде, – при этих словах слезы заблестели на ее ресницах, и она закончила шепотом: - почти.
Когда Стелла вышла из леса, уже начинало светлеть.
Она побрела по дороге, сама не зная, куда и зачем. И вспомнила свою детскую мечту о том, чтобы очутиться среди людей. Да, теперь она навсегда останется здесь… неужели никогда-никогда Стелла не сможет вернуться?
И тут она услышала чей-то голос:
- Кто вы, прелестная незнакомка?
Стелла подняла голову и увидела приближавшегося к ней молодого человека. Его глубокие черные глаза напомнили ей о космическом небе, и она невольно улыбнулась.
- Я Стелла, – ответила она на его вопрос.
- Что же ты делаешь здесь одна, да еще и ночью, Стелла?
- Уже скоро солнце взойдет, - загадочно ответила Стелла и посмотрела на небо. Она даже не заметила, как молодой человек взял ее за руку.
- Где же ты живешь, Стелла?
- Не знаю. Я потерялась и ничего не помню, - сочиняла она на ходу – ну не рассказывать же ему, что она была звездой и спустилась на Землю, чтобы помочь больной фее. Навряд ли он в это поверит – Стелла вспомнила слова матери о том, что люди не верят в фей. Мать… тоска по ней, по братьям и сестрам сжала сердце Стеллы. И, чтобы отвлечься от своего горя, она поспешно спросила:
- А тебя как зовут?
- Хьюмэн, - ответил он и пригласил ее к себе в гости.
Там, в его доме, Стеллу встретили те самые мальчик и девочка, которые когда-то смотрели на нее в подзорную трубу. Увидев их, Стелла покраснела и обрадованно улыбнулась, и когда Хьюмэн спросил ее: “Нравятся тебе мои брат и сестра?”, - она кивнула и ответила:
- Да. Я думаю, мы подружимся!
Прошло совсем немного времени, и Стелла вышла замуж за Хьюмэна. Они очень любили друг друга и были счастливы, но временами Стелла становилась задумчиво и чуть печальной. И часто она по ночам выходила на крыльцо и смотрела на звездное небо, словно ища что-то взглядом. А когда Хьюмэн спрашивал ее, в чем дело, Стелла, словно очнувшись, отвечала:
- Хорошо, когда их три…
Бери кого хочешь, меня бери, в общем, тоже,
Негоже ведь забывать про подруг, про старых.
Что-то меня изнутри года два как гложет -
Сердце, вестимо, маяться не устало.
Что мне еще сказать? Моя карта бита
Строго по всем законам игры в разрядку.
Бери кого хочешь и расставляй в алфавитном,
Шахматном ли, маджонговом - но порядке.
А небо мое, седину натянув на пяльцы,
С утра меня матом кроет, и дышит хмуро.
Пускай тебя развлекают все эти пальцы,
Все эти глазки, все эти ножки, все эти дуры.
Посмотришь - и очень хочется с автоматом
Добить все то, что природа хранит от скуки.
Я верю, что их каблучное не стокатто
Поможет тебе добить эту зиму-суку.
...смотритель внутри меня больше спать не может,
Он ныне включает джаз и пьет злую водку.
Бери кого хочешь. Меня бери, в общем, тоже -
Буду читать стихи твоим идиоткам.
Негоже ведь забывать про подруг, про старых.
Что-то меня изнутри года два как гложет -
Сердце, вестимо, маяться не устало.
Что мне еще сказать? Моя карта бита
Строго по всем законам игры в разрядку.
Бери кого хочешь и расставляй в алфавитном,
Шахматном ли, маджонговом - но порядке.
А небо мое, седину натянув на пяльцы,
С утра меня матом кроет, и дышит хмуро.
Пускай тебя развлекают все эти пальцы,
Все эти глазки, все эти ножки, все эти дуры.
Посмотришь - и очень хочется с автоматом
Добить все то, что природа хранит от скуки.
Я верю, что их каблучное не стокатто
Поможет тебе добить эту зиму-суку.
...смотритель внутри меня больше спать не может,
Он ныне включает джаз и пьет злую водку.
Бери кого хочешь. Меня бери, в общем, тоже -
Буду читать стихи твоим идиоткам.
Вам нравится Том Уэйтс?
Она вошла молча. Вошла в мою жизнь, в мой дом, в меня — тихо, спокойно, не утруждая себя просьбами открыть дверь, или показать в какой папке на ноуте лежит Ян Гарбарек. Знаете, как это бывает — вы знакомитесь с человеком, потом можете долго общаться, но запоминается в качестве первой встречи только тот момент, когда ты начинаешь выделять его из толпы. Так что в моем понимании она возникла буквально из ниоткуда — хотя тогда она уже вставала с постели, собственническим жестом гладя меня по руке, и искала глазами по комнате мой халат.
Мы были осторожны друг с другом, как осторожны бывают только малознакомые люди.
Ну а что? Неплохое, на мой вкус, начало.
Первый месяц мы беспорядочно подбирали пароли. Нет, не от дурных социальный сетей, всякого рода онлайн-дневников, форумов, торрентов и тому прочего — скорее от собственных сердец, каждый в одиночестве. И если она пробила меня сразу — и насквозь — то я разгадать ее взгляды и жесты не смогла до сих пор. Что поделать, я паршивый дешифровщик, даже самые простые коды разгадать не смогла, где уж мне браться за «энигму».
Потом наступила зима. Мы жались друг к другу, как дети. И так же, по-детски, придумывали собственные миры под одним одеялом. Путались в коленках, застежках, пальцах, и уже не отделяли себя друг от друга. По утрам мы с трудом просыпались, мучительно жалея, что не живем при идеальном коммунизме с его полной ликвидацией денег, пили кофе на крохотной кухне с окнами без шторок и кучей полочек со специями, а потом наш слаженный организм распадался и мы расходились в разные стороны. Она — читая на ходу — на автобусную остановку; я — путаясь в наушниках от плеера — в метро.
До сих пор считаю, что одинокие люди чуть-чуть неполноценны. Все-таки возможность выпасть из сумбурного существования полу-соло, и стать частью целого, запеть в полный голос — она очень сильно меняет человека. Может, поэтому люди порой бывают так истово религиозны? Возможность стать частью мира божьего — она, наверное, дорогого стоит.
Мы любили разные вещи — нам было сложно найти точки соприкосновения, о какой бы области не шла речь. Вроде бы и схожие взгляды — ан нет, все равно не пересекающиеся. Даже когда мы заговорили о джазе, тут же выяснилось, что она любит Синатру, а я — Чарли Паркера. Понимаете теперь, о чем я говорю? Вроде бы и близко, но все равно страшно далеко, как пропасть, в ширину на шаг больше, нежели человек в состоянии перепрыгнуть. Совсем чуть-чуть, казалось бы, однако ж нет — непреодолимо.
Так и жили — она писала мне в открытках ‘I’ve got you under my skin’, а я ей — ‘I love you can’t you see?’, так по разному, так по-дурацки казалось бы, но очень любили друг друга.
Она была рядом с моей двадцать второй осени по двадцать четвертое лето, а потом ушла, не утруждая себя прощанием или объяснением. Забавно, но пустую квартиру узнаешь даже по запаху. Есть что-то неуловимо живое там, где тебя ждут. Живое и теплое. А моя квартира как-то вдруг стала мертвой, и я стала мертвой, ополовиненной. Тяжело жить, используя всего одну руку или ногу, да?
Впрочем, чудная девушка с золотыми ресницами, я совершенно не об этом хотела с Вами поговорить.
Вам нравится Том Уэйтс?
Лично я — очень его люблю.
Все, что я хотел сказать, не передать словами.
Не высказать мне это чудо из чудес.
Сплин, ‘Иди через лес’
Не высказать мне это чудо из чудес.
Сплин, ‘Иди через лес’
Она вошла молча. Вошла в мою жизнь, в мой дом, в меня — тихо, спокойно, не утруждая себя просьбами открыть дверь, или показать в какой папке на ноуте лежит Ян Гарбарек. Знаете, как это бывает — вы знакомитесь с человеком, потом можете долго общаться, но запоминается в качестве первой встречи только тот момент, когда ты начинаешь выделять его из толпы. Так что в моем понимании она возникла буквально из ниоткуда — хотя тогда она уже вставала с постели, собственническим жестом гладя меня по руке, и искала глазами по комнате мой халат.
Мы были осторожны друг с другом, как осторожны бывают только малознакомые люди.
Ну а что? Неплохое, на мой вкус, начало.
Первый месяц мы беспорядочно подбирали пароли. Нет, не от дурных социальный сетей, всякого рода онлайн-дневников, форумов, торрентов и тому прочего — скорее от собственных сердец, каждый в одиночестве. И если она пробила меня сразу — и насквозь — то я разгадать ее взгляды и жесты не смогла до сих пор. Что поделать, я паршивый дешифровщик, даже самые простые коды разгадать не смогла, где уж мне браться за «энигму».
Потом наступила зима. Мы жались друг к другу, как дети. И так же, по-детски, придумывали собственные миры под одним одеялом. Путались в коленках, застежках, пальцах, и уже не отделяли себя друг от друга. По утрам мы с трудом просыпались, мучительно жалея, что не живем при идеальном коммунизме с его полной ликвидацией денег, пили кофе на крохотной кухне с окнами без шторок и кучей полочек со специями, а потом наш слаженный организм распадался и мы расходились в разные стороны. Она — читая на ходу — на автобусную остановку; я — путаясь в наушниках от плеера — в метро.
До сих пор считаю, что одинокие люди чуть-чуть неполноценны. Все-таки возможность выпасть из сумбурного существования полу-соло, и стать частью целого, запеть в полный голос — она очень сильно меняет человека. Может, поэтому люди порой бывают так истово религиозны? Возможность стать частью мира божьего — она, наверное, дорогого стоит.
Мы любили разные вещи — нам было сложно найти точки соприкосновения, о какой бы области не шла речь. Вроде бы и схожие взгляды — ан нет, все равно не пересекающиеся. Даже когда мы заговорили о джазе, тут же выяснилось, что она любит Синатру, а я — Чарли Паркера. Понимаете теперь, о чем я говорю? Вроде бы и близко, но все равно страшно далеко, как пропасть, в ширину на шаг больше, нежели человек в состоянии перепрыгнуть. Совсем чуть-чуть, казалось бы, однако ж нет — непреодолимо.
Так и жили — она писала мне в открытках ‘I’ve got you under my skin’, а я ей — ‘I love you can’t you see?’, так по разному, так по-дурацки казалось бы, но очень любили друг друга.
Она была рядом с моей двадцать второй осени по двадцать четвертое лето, а потом ушла, не утруждая себя прощанием или объяснением. Забавно, но пустую квартиру узнаешь даже по запаху. Есть что-то неуловимо живое там, где тебя ждут. Живое и теплое. А моя квартира как-то вдруг стала мертвой, и я стала мертвой, ополовиненной. Тяжело жить, используя всего одну руку или ногу, да?
Впрочем, чудная девушка с золотыми ресницами, я совершенно не об этом хотела с Вами поговорить.
Вам нравится Том Уэйтс?
Лично я — очень его люблю.
Здравствуй папа.
Рывок навстречу.
Плевок в сторону,
а хочется – в морду.
И не скажешь,
что время лечит,
И смолчишь,
Не увидев повода.
Здравствуй папа.
Меня ты слушай -
Я скажу тебе
По секрету
Что как дочка, росла
Я не лучшей,
А как сын - я росла
Незаметно.
Здравствуй папа.
Ухмылкой в сторону.
Размахнуться,
Заехать в челюсть.
Знаешь, папа,
Как было бы здорово
Сделать выстрел,
Почти не целясь.
Здравствуй, сволочь,
Ты знаешь, наверное,
Мне как дочке
Тебя не хватает.
А вот сын во мне,
За мгновение,
За жизнь матери
Расстреляет.
Рывок навстречу.
Плевок в сторону,
а хочется – в морду.
И не скажешь,
что время лечит,
И смолчишь,
Не увидев повода.
Здравствуй папа.
Меня ты слушай -
Я скажу тебе
По секрету
Что как дочка, росла
Я не лучшей,
А как сын - я росла
Незаметно.
Здравствуй папа.
Ухмылкой в сторону.
Размахнуться,
Заехать в челюсть.
Знаешь, папа,
Как было бы здорово
Сделать выстрел,
Почти не целясь.
Здравствуй, сволочь,
Ты знаешь, наверное,
Мне как дочке
Тебя не хватает.
А вот сын во мне,
За мгновение,
За жизнь матери
Расстреляет.
Прекрасные рыбы с синими глазами
Рассекают просторы небес.
Они тихо полощут свои плавники в облаках
И вздыхают о чуде.
Прекрасные рыбы с синими глазами
Знают забытый город,
Они мягко мерцают в тумане его улиц
Заслоняя собою дома.
Я одна из них. Я одна из них.
Я холодная гладкая рыба
Я знаю о чуде творенья.
Там, в облаках блуждают икринки,
Дети небес – наши дети -
Рыбки с серебряным голосом
Песни рождественской.
Я одна из них, я тихая рыба,
Что любит большие пространства,
Чья чешуя – сплошь жемчужные капли.
Я не люблю никого. И никем не любима.
Я не живу. Не умираю. Не сплю и не слышу.
Мы в глубине неба парим,
Мы утопаем в пространстве безмолвья
Мы – красота, мы – молчания дети.
В тайне великой наши печали
Радости наши мерцают как звезды.
Мы дети небес, что проснулись
От звука шагов того, кто пришел в Рождество
Рассекают просторы небес.
Они тихо полощут свои плавники в облаках
И вздыхают о чуде.
Прекрасные рыбы с синими глазами
Знают забытый город,
Они мягко мерцают в тумане его улиц
Заслоняя собою дома.
Я одна из них. Я одна из них.
Я холодная гладкая рыба
Я знаю о чуде творенья.
Там, в облаках блуждают икринки,
Дети небес – наши дети -
Рыбки с серебряным голосом
Песни рождественской.
Я одна из них, я тихая рыба,
Что любит большие пространства,
Чья чешуя – сплошь жемчужные капли.
Я не люблю никого. И никем не любима.
Я не живу. Не умираю. Не сплю и не слышу.
Мы в глубине неба парим,
Мы утопаем в пространстве безмолвья
Мы – красота, мы – молчания дети.
В тайне великой наши печали
Радости наши мерцают как звезды.
Мы дети небес, что проснулись
От звука шагов того, кто пришел в Рождество
В огромном храме, где мерцают свечи
Сидят два ангела пьют чай с вареньем.
И ночь для них тиха и бесконечна,
Один шепнул «А завтра воскресенье».
Второй, улыбку обжигая чаем,
Сказал лукаво «Надо помолиться,
Ведь Бог наш будет зол необычайно,
Что пьем чаи мы из святой водицы»
А первый грустно «Вот смешные люди,
Кого они придумали на небе -
Злой старец, что разгневан будет,
Коль не падут пред ним малютки на колени»…
Вздохнул печально и затеплил свечку,
Встал к алтарю и утонул в улыбке.
«Отец, зачем они себя калечат,
Калечат и не знают об ошибке?…
Отец, прошу, позволь я расскажу им,
Как просто и прекрасно жить на свете,
Зачем они за веру в кровь воюют,
Пускай посмотрят, как прекрасны дети!
Отец!» Второй крылатый ангел
Встал рядом, брата взял за плечи,
Щекой к щеке «Прошу, не плачь, не надо…
Их не исправить. Раны мы залечим,
И каждый умирающий в сраженье
За предрассудки про иные храмы,
Поймет, что только в истине спасенье,
А не в фантазии, что кто-то правый.
Поймет, что все кто верят - верят в Бога,
Не важны имена и предрассудки
И будет ему радость и дорога,
А мы ему подарим незабудки…
«Ну ты романтик… - Засмеялся первый -
Ах, если б так все просто в смерти было…
Они же и во тьме за эту веру
Цепляются, не видя Бога, с силой.
Идут и ищут что-то, уверяют,
Что их религия и символ правы,
Что лишь их Бог на этом небе правит,
Что лишь их вера истинна, и нравы.»
«Не надо брат, ведь завтра воскресенье,
Не надо, выпей лучше чаю,
У Господа здесь завтра день рожденье,
Давай споем, он будет рад, я знаю.»
Два ангела любили храмы очень –
Каплицы, синагоги и мечети,
Два ангела чай пили среди ночи
Болтая с Богом обо всем на свете.
Сидят два ангела пьют чай с вареньем.
И ночь для них тиха и бесконечна,
Один шепнул «А завтра воскресенье».
Второй, улыбку обжигая чаем,
Сказал лукаво «Надо помолиться,
Ведь Бог наш будет зол необычайно,
Что пьем чаи мы из святой водицы»
А первый грустно «Вот смешные люди,
Кого они придумали на небе -
Злой старец, что разгневан будет,
Коль не падут пред ним малютки на колени»…
Вздохнул печально и затеплил свечку,
Встал к алтарю и утонул в улыбке.
«Отец, зачем они себя калечат,
Калечат и не знают об ошибке?…
Отец, прошу, позволь я расскажу им,
Как просто и прекрасно жить на свете,
Зачем они за веру в кровь воюют,
Пускай посмотрят, как прекрасны дети!
Отец!» Второй крылатый ангел
Встал рядом, брата взял за плечи,
Щекой к щеке «Прошу, не плачь, не надо…
Их не исправить. Раны мы залечим,
И каждый умирающий в сраженье
За предрассудки про иные храмы,
Поймет, что только в истине спасенье,
А не в фантазии, что кто-то правый.
Поймет, что все кто верят - верят в Бога,
Не важны имена и предрассудки
И будет ему радость и дорога,
А мы ему подарим незабудки…
«Ну ты романтик… - Засмеялся первый -
Ах, если б так все просто в смерти было…
Они же и во тьме за эту веру
Цепляются, не видя Бога, с силой.
Идут и ищут что-то, уверяют,
Что их религия и символ правы,
Что лишь их Бог на этом небе правит,
Что лишь их вера истинна, и нравы.»
«Не надо брат, ведь завтра воскресенье,
Не надо, выпей лучше чаю,
У Господа здесь завтра день рожденье,
Давай споем, он будет рад, я знаю.»
Два ангела любили храмы очень –
Каплицы, синагоги и мечети,
Два ангела чай пили среди ночи
Болтая с Богом обо всем на свете.
В ночь, когда луны не видно -
Тьма стучится об порог.
Ты несёшь свою обиду
К перекрёстку трёх дорог.
Лают вслед тебе собаки,
Что навечно проклят путь.
В чаще тёмной вурдалаки
Затаились, чтоб не спугнуть.
Ты копаешь сырую землю -
Черви, ладан и крестик в ней.
Демон, демон перекрёстка
Приходи же поскорей.
Припев: И на крыльях, вобравших свет,
Он летит, немного устало,
Он отдаст тебе десять лет!
Десять лет... И тебя не станет.
Десять лет - ты король на земле,
И обидчик жестоко наказан.
А потом ты сгоришь огне,
Ты кровавым контрактом связан.
От монет кошель порвался
Сундуками полон дом.
Словно трон у самозванца,
Твой портрет над алтарём.
Но плоть красавицы не греет
И вина не сладок вкус.
Тихо шепчешь: "Поскорее,
Я все десть лет боюсь!"
Припев: И на крыльях, вобравших свет,
Он летит, немного устало,
Он отдал тебе десять лет!
Десять лет... И тебя не стало.
Десять лет ты был королём
И враги от зависти выли.
А теперь только адский пёс
Взвоет над твоей могилой.
Тьма стучится об порог.
Ты несёшь свою обиду
К перекрёстку трёх дорог.
Лают вслед тебе собаки,
Что навечно проклят путь.
В чаще тёмной вурдалаки
Затаились, чтоб не спугнуть.
Ты копаешь сырую землю -
Черви, ладан и крестик в ней.
Демон, демон перекрёстка
Приходи же поскорей.
Припев: И на крыльях, вобравших свет,
Он летит, немного устало,
Он отдаст тебе десять лет!
Десять лет... И тебя не станет.
Десять лет - ты король на земле,
И обидчик жестоко наказан.
А потом ты сгоришь огне,
Ты кровавым контрактом связан.
От монет кошель порвался
Сундуками полон дом.
Словно трон у самозванца,
Твой портрет над алтарём.
Но плоть красавицы не греет
И вина не сладок вкус.
Тихо шепчешь: "Поскорее,
Я все десть лет боюсь!"
Припев: И на крыльях, вобравших свет,
Он летит, немного устало,
Он отдал тебе десять лет!
Десять лет... И тебя не стало.
Десять лет ты был королём
И враги от зависти выли.
А теперь только адский пёс
Взвоет над твоей могилой.
и правда тебе так плохо? хочется упасть, зарывшись лицом в мягкий ворох прошлого? заплакать так, как плачут дети - безутешно и искренне, свернувшись калачиком под одеялом?
падай.
и начинай отжиматься. ©
Если любишь…люби. Люби так, чтобы взрывалось небо, люби так, чтобы расширялись зрачки, чтобы люди открывали немые рты. Люби безответно, бескорыстно, так, как не любят в книгах, и так, как никто больше не любит. Люби. Только чтобы быть рядом, молчать и быть, быть молча. Покрываться дрожью от взгляда, от прикосновения, чувствовать запах кожи, его запах. Взгляды, которые невозможно раскодировать словами и описать четырёхстопными ямбами. Взгляды. Ты…он. А между вами любовь…©
Сегодня тебе хочется одного - сдохнуть, а завтра просыпаешься и понимаешь, что нужно было всего лишь спуститься на несколько ступенек, нащупать на стене выключатель и увидеть жизнь в совсем ином свете…© Анна Гавальда. Просто вместе
падай.
и начинай отжиматься. ©
Если любишь…люби. Люби так, чтобы взрывалось небо, люби так, чтобы расширялись зрачки, чтобы люди открывали немые рты. Люби безответно, бескорыстно, так, как не любят в книгах, и так, как никто больше не любит. Люби. Только чтобы быть рядом, молчать и быть, быть молча. Покрываться дрожью от взгляда, от прикосновения, чувствовать запах кожи, его запах. Взгляды, которые невозможно раскодировать словами и описать четырёхстопными ямбами. Взгляды. Ты…он. А между вами любовь…©
Сегодня тебе хочется одного - сдохнуть, а завтра просыпаешься и понимаешь, что нужно было всего лишь спуститься на несколько ступенек, нащупать на стене выключатель и увидеть жизнь в совсем ином свете…© Анна Гавальда. Просто вместе
"Если у вас восьмой блин комом, к черту блины, лепите комочки."
"Мой плюшевый мир оказался сотканным из синтетики."
"Шире, шире взгляд. Это не блядство, а широта восприятия."
"Знаете в чем залог счастливых человеческих отношений? "В доверии",-скажите вы и соврете. Потому что мы с вами знаем, что в умении скрывать правду. Но и это мы скроем. Таков человеческий рефлекс. Инстинкт самосохранения."
"Перехожу на тариф "личное счастье",и, судя по авансовому платежу,
который я внесла ,тариф этот безлимитный для меня на долгое время."
"Начало жизни с кем-то похоже на две чаши весов-с одной стороны-свобода,и с другой-не поверите,та же свобода.Только первая называется "Свободное я", вторая - "Свободная не только я".
Если хочешь ограничить чью-то свободу,начинай с себя."
"Скажем прямо - у нас тотальный дефицит чести и достоинства."
Мария Свешникова.
"Мой плюшевый мир оказался сотканным из синтетики."
"Шире, шире взгляд. Это не блядство, а широта восприятия."
"Знаете в чем залог счастливых человеческих отношений? "В доверии",-скажите вы и соврете. Потому что мы с вами знаем, что в умении скрывать правду. Но и это мы скроем. Таков человеческий рефлекс. Инстинкт самосохранения."
"Перехожу на тариф "личное счастье",и, судя по авансовому платежу,
который я внесла ,тариф этот безлимитный для меня на долгое время."
"Начало жизни с кем-то похоже на две чаши весов-с одной стороны-свобода,и с другой-не поверите,та же свобода.Только первая называется "Свободное я", вторая - "Свободная не только я".
Если хочешь ограничить чью-то свободу,начинай с себя."
"Скажем прямо - у нас тотальный дефицит чести и достоинства."
Мария Свешникова.
подборка увиденного.
Питер.
Макдоналдс, бессмысленный и беспощадный.
этот почтенный господин был замечен на ст.м. Василеостровская.
он призывно выкрикивал какие-то рекламные лозунги, от себя, видимо, добавляя что-то про "хорошо трахаться".
в прошлый раз я помал Петра и Екатерину в "чайной ложке", сейчас же - в "сбарро":
ст. м. Спортивная
у подъезда, машина.
ближе.
с другой стороны.
гм.
в РНБ.
крайне литературно.
магазин, часы работы
все бы ничего, да только магазин называется вот так.
у меня была бы травма детства, увидь я такую книжку в соответствующем возрасте..
чем больше восклицательных знаков- тем лучше усваивается информация.
что обычно пишут на партах?
у нас в спбгутд - цитируют шекспира.
1 роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет
2 нет повести печальнее на свете, чем повесть о ромео и джульетте.
тяжелые будни снегурочки.
Питер.
Макдоналдс, бессмысленный и беспощадный.
этот почтенный господин был замечен на ст.м. Василеостровская.
он призывно выкрикивал какие-то рекламные лозунги, от себя, видимо, добавляя что-то про "хорошо трахаться".
в прошлый раз я помал Петра и Екатерину в "чайной ложке", сейчас же - в "сбарро":
ст. м. Спортивная
у подъезда, машина.
ближе.
с другой стороны.
гм.
в РНБ.
крайне литературно.
магазин, часы работы
все бы ничего, да только магазин называется вот так.
у меня была бы травма детства, увидь я такую книжку в соответствующем возрасте..
чем больше восклицательных знаков- тем лучше усваивается информация.
что обычно пишут на партах?
у нас в спбгутд - цитируют шекспира.
1 роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет
2 нет повести печальнее на свете, чем повесть о ромео и джульетте.
тяжелые будни снегурочки.
вторник, 22 декабря 2009
Умирает любовь не от старости
В тихом свете угасшей зари,-
Умирает любовь от усталости,
Умирает любовь от любви.
От любви, утомлённой величием
Недоступности красок холста,-
Убивает любовь безразличие,
Убивает любовь пустота.
Называют по имени-отчеству,
Расширяется жизненный круг.
И цветёт по полям одиночество
Горьким цветом душевных разлук.
От неё ни уедешь, ни денешься,
Не утопишь в французском вине,-
Увядает любовь от безденежья
И немеет любовь в тишине.
Умирает любовь не от старости,
Ей другие симптомы близки,-
Умирает любовь от усталости,
Умирает любовь от тоски.
Ю. Алтайцев
В тихом свете угасшей зари,-
Умирает любовь от усталости,
Умирает любовь от любви.
От любви, утомлённой величием
Недоступности красок холста,-
Убивает любовь безразличие,
Убивает любовь пустота.
Называют по имени-отчеству,
Расширяется жизненный круг.
И цветёт по полям одиночество
Горьким цветом душевных разлук.
От неё ни уедешь, ни денешься,
Не утопишь в французском вине,-
Увядает любовь от безденежья
И немеет любовь в тишине.
Умирает любовь не от старости,
Ей другие симптомы близки,-
Умирает любовь от усталости,
Умирает любовь от тоски.
Ю. Алтайцев