Вам нравится Том Уэйтс?
Она вошла молча. Вошла в мою жизнь, в мой дом, в меня — тихо, спокойно, не утруждая себя просьбами открыть дверь, или показать в какой папке на ноуте лежит Ян Гарбарек. Знаете, как это бывает — вы знакомитесь с человеком, потом можете долго общаться, но запоминается в качестве первой встречи только тот момент, когда ты начинаешь выделять его из толпы. Так что в моем понимании она возникла буквально из ниоткуда — хотя тогда она уже вставала с постели, собственническим жестом гладя меня по руке, и искала глазами по комнате мой халат.
Мы были осторожны друг с другом, как осторожны бывают только малознакомые люди.
Ну а что? Неплохое, на мой вкус, начало.
Первый месяц мы беспорядочно подбирали пароли. Нет, не от дурных социальный сетей, всякого рода онлайн-дневников, форумов, торрентов и тому прочего — скорее от собственных сердец, каждый в одиночестве. И если она пробила меня сразу — и насквозь — то я разгадать ее взгляды и жесты не смогла до сих пор. Что поделать, я паршивый дешифровщик, даже самые простые коды разгадать не смогла, где уж мне браться за «энигму».
Потом наступила зима. Мы жались друг к другу, как дети. И так же, по-детски, придумывали собственные миры под одним одеялом. Путались в коленках, застежках, пальцах, и уже не отделяли себя друг от друга. По утрам мы с трудом просыпались, мучительно жалея, что не живем при идеальном коммунизме с его полной ликвидацией денег, пили кофе на крохотной кухне с окнами без шторок и кучей полочек со специями, а потом наш слаженный организм распадался и мы расходились в разные стороны. Она — читая на ходу — на автобусную остановку; я — путаясь в наушниках от плеера — в метро.
До сих пор считаю, что одинокие люди чуть-чуть неполноценны. Все-таки возможность выпасть из сумбурного существования полу-соло, и стать частью целого, запеть в полный голос — она очень сильно меняет человека. Может, поэтому люди порой бывают так истово религиозны? Возможность стать частью мира божьего — она, наверное, дорогого стоит.
Мы любили разные вещи — нам было сложно найти точки соприкосновения, о какой бы области не шла речь. Вроде бы и схожие взгляды — ан нет, все равно не пересекающиеся. Даже когда мы заговорили о джазе, тут же выяснилось, что она любит Синатру, а я — Чарли Паркера. Понимаете теперь, о чем я говорю? Вроде бы и близко, но все равно страшно далеко, как пропасть, в ширину на шаг больше, нежели человек в состоянии перепрыгнуть. Совсем чуть-чуть, казалось бы, однако ж нет — непреодолимо.
Так и жили — она писала мне в открытках ‘I’ve got you under my skin’, а я ей — ‘I love you can’t you see?’, так по разному, так по-дурацки казалось бы, но очень любили друг друга.
Она была рядом с моей двадцать второй осени по двадцать четвертое лето, а потом ушла, не утруждая себя прощанием или объяснением. Забавно, но пустую квартиру узнаешь даже по запаху. Есть что-то неуловимо живое там, где тебя ждут. Живое и теплое. А моя квартира как-то вдруг стала мертвой, и я стала мертвой, ополовиненной. Тяжело жить, используя всего одну руку или ногу, да?
Впрочем, чудная девушка с золотыми ресницами, я совершенно не об этом хотела с Вами поговорить.
Вам нравится Том Уэйтс?
Лично я — очень его люблю.
Все, что я хотел сказать, не передать словами.
Не высказать мне это чудо из чудес.
Сплин, ‘Иди через лес’
Не высказать мне это чудо из чудес.
Сплин, ‘Иди через лес’
Она вошла молча. Вошла в мою жизнь, в мой дом, в меня — тихо, спокойно, не утруждая себя просьбами открыть дверь, или показать в какой папке на ноуте лежит Ян Гарбарек. Знаете, как это бывает — вы знакомитесь с человеком, потом можете долго общаться, но запоминается в качестве первой встречи только тот момент, когда ты начинаешь выделять его из толпы. Так что в моем понимании она возникла буквально из ниоткуда — хотя тогда она уже вставала с постели, собственническим жестом гладя меня по руке, и искала глазами по комнате мой халат.
Мы были осторожны друг с другом, как осторожны бывают только малознакомые люди.
Ну а что? Неплохое, на мой вкус, начало.
Первый месяц мы беспорядочно подбирали пароли. Нет, не от дурных социальный сетей, всякого рода онлайн-дневников, форумов, торрентов и тому прочего — скорее от собственных сердец, каждый в одиночестве. И если она пробила меня сразу — и насквозь — то я разгадать ее взгляды и жесты не смогла до сих пор. Что поделать, я паршивый дешифровщик, даже самые простые коды разгадать не смогла, где уж мне браться за «энигму».
Потом наступила зима. Мы жались друг к другу, как дети. И так же, по-детски, придумывали собственные миры под одним одеялом. Путались в коленках, застежках, пальцах, и уже не отделяли себя друг от друга. По утрам мы с трудом просыпались, мучительно жалея, что не живем при идеальном коммунизме с его полной ликвидацией денег, пили кофе на крохотной кухне с окнами без шторок и кучей полочек со специями, а потом наш слаженный организм распадался и мы расходились в разные стороны. Она — читая на ходу — на автобусную остановку; я — путаясь в наушниках от плеера — в метро.
До сих пор считаю, что одинокие люди чуть-чуть неполноценны. Все-таки возможность выпасть из сумбурного существования полу-соло, и стать частью целого, запеть в полный голос — она очень сильно меняет человека. Может, поэтому люди порой бывают так истово религиозны? Возможность стать частью мира божьего — она, наверное, дорогого стоит.
Мы любили разные вещи — нам было сложно найти точки соприкосновения, о какой бы области не шла речь. Вроде бы и схожие взгляды — ан нет, все равно не пересекающиеся. Даже когда мы заговорили о джазе, тут же выяснилось, что она любит Синатру, а я — Чарли Паркера. Понимаете теперь, о чем я говорю? Вроде бы и близко, но все равно страшно далеко, как пропасть, в ширину на шаг больше, нежели человек в состоянии перепрыгнуть. Совсем чуть-чуть, казалось бы, однако ж нет — непреодолимо.
Так и жили — она писала мне в открытках ‘I’ve got you under my skin’, а я ей — ‘I love you can’t you see?’, так по разному, так по-дурацки казалось бы, но очень любили друг друга.
Она была рядом с моей двадцать второй осени по двадцать четвертое лето, а потом ушла, не утруждая себя прощанием или объяснением. Забавно, но пустую квартиру узнаешь даже по запаху. Есть что-то неуловимо живое там, где тебя ждут. Живое и теплое. А моя квартира как-то вдруг стала мертвой, и я стала мертвой, ополовиненной. Тяжело жить, используя всего одну руку или ногу, да?
Впрочем, чудная девушка с золотыми ресницами, я совершенно не об этом хотела с Вами поговорить.
Вам нравится Том Уэйтс?
Лично я — очень его люблю.